Николай Басов - Подлодка «Комсомолец»
– Велика земля Русская, особенно здесь, на севере. Видно, никому не нужны эти земли.
– Ты что это? – усомнился, перекрикивая рев двигателя, Патркацишвили. – Знаешь сколько тут полезных ископаемых, всю Европу можно кормить лет сто или больше.
– А зачем они, если сюда никто ехать не хочет, даже для работы? – усмехнулась Веригина.
Патркацишвили стал ей что-то горячо доказывать, и скоро уже было непонятно, чего же он хотел – то ли необходимости признать эти земли великими и богатыми, то ли, чтобы в целом Россию не обижали. Наконец, Шляхтич не выдержал, фыркнул:
– Патриот ты, однако.
И на этом дискуссия закончилась. Вернее, завершилась ее понятная часть, потому что каждый остался при своем мнении, и каждый подыскивал новые аргументы своей правоты, это Кашин видел отчетливо. Томас даже губами шевелил, высказываясь уже для себя.
Вдруг открылось Верхнетуломское водохранилище, построеное непонятно для чего, и которое потребовало много сил, особенно в этих нелегких, неуютных краях. Было оно неспокойным, это Кашин отметил сразу, и слишком уж большим для неровной, едва ли не гористой местности. Но как почти все на Руси, с избытком наделенное той негромкой, спокойной красотой, которой не понять никому, кто не чувствует, насколько это здорово – эти просторы и леса, эта дичь и глушь.
Перед посадкой один из летчиков, молоденький паренек, вышел поговорить.
– Вообще-то, летаем мы сюда часто, то туристов нужно забросить, то охотников, особенно из моряков, а то и надзоры всякие. Следят за этой местностью.
– Тут же леса? – удивился Патркацишвили. – Как же не следить?
– Леса-то – леса, но все-равно, для нас, пожалуй, тут одна тундра. – Летчик помолчал, добавил: – Я уж не говорю про вечную мерзлоту.
Сообразив, что здравого описания местности от летуна он не получит, Томас наконец-то успокоился. На посадку заходили боком, и неподалеку от странных, совсем из позапрошлых веков избушек. И все же далеко до них получилось, тащиться пешком пришлось изрядно. Особенно это было неприятно вначале, когда практически над высадившимися ребятами взлетал вертолет. Что-то в этой машине было такое... малорасполагающее к ней. По крайней мере, внутри находиться было получше, чем под ней снаружи.
Навстречу никто не вышел, Кашин даже забеспокоился, а есть ли кто на кордоне? Но потом заметил дымок из одной трубы, и то хлеб, решил он. Кстати, хлебом это и оказалось – когда они входили в дымящую избушку, на них накатило таким запахом свежего печева, что Веригина только носом покрутила. Патркацишвили, сменив настроение, неожиданно пробурчал:
– А ведь по мнению микробиологов, здешним нельзя есть дрожжевой хлеб. От этого, а вовсе не от водки, местный народ вырождается, да и наши, кто долго тут живет, почему-то перестают его правильно усваивать.
– И что с ними происходит? – поинтересовался Стекольников.
– Не знаю. Микробиология человека – дело темное. Вон, говорят, молоко после двадцати лет у человека тоже не усваивается... во всем мире, кроме Австралии.
– Почему же – Австралии? – не удержался Шляхтич.
– Не знаю. Говорю же, темное это дело.
– Выдумщик ты, – буркнул Колупаев.
– Нет, читал, можете у Веригиной спросить, она-то должна знать.
– Ничего я не знаю.
Так вот, недовольные друг другом, они разделись, и вошли в хату как обычные туристы.
Над печкой колдовала крупная, немного толстая женщина в длинной юбке и платке с узлом на затылке. Ковбойка ее в классическую красно-синюю клетку была закатана до локтей, а взгляд у нее был умный и ясный. Такой и должна быть отказавшаяся от цивилизации горожанка, переехавшая в деревню. К тому же, она напевала, разглядывая непрошенных гостей.
– Здравствуйте, – поздороволся Кашин. – Давайте знакомиться.
Присмотревшись к этой женщине, он засомневался, стоило ли сюда прилетать, за три-девять земель. Ничего тут ни слишком опасного, ни необычного быть не могло – слишком уж спокойной выглядела эта женщина. Когда все по очереди представились, причем руку подал только Томас, из своей грузинской вежливости, женщина тоже назвалась:
– Здравствуйте, вот уж не ожидала гостей, в такое-то время... И рыбалки нет уже настоящей, и с охотой рановато.
– А мы не охотиться прибыли, – высказался Шляхтич.
Тогда Кашин еще раз осмотрел вооружение своей команды. А оружия, как оказалось, у них было немало, Колупаев постарался. Даже два автомата было, хотя рожков к ним имелось всего-то по паре на каждый. Зато тяжелый, промысловый карабин с оптическим прицелом, и обилие пистолетов в лихвой увеличивали их, так сказать, огневую мощь.
– Что-то вы слишком много с собой... – И женщина кивнула на их зачехленный карабин с автоматами.
Кашин достал документы, показал, чтобы не возникало недоразумений. Женщина кивнула и слегка оттаяла, даже руку еще разок протянула Веригиной.
– Раз так, располагайтесь. Зовут меня, если вы не знаете, а вас-то я вижу впервые... Зовут Василисой Матвеевной. Можете занять крайний домик, он у нас с печкой. А если захотите, то – где придется. Народу у нас пока нет.
– Вы что же тут одна? – спросила несколько ошеломленная таким приемом Веригина.
А впрочем, не была она ошеломленной, просто чувствовала себя не в своей тарелке. Чтобы ее ошеломить требовалось что-нибудь более мощное, и необычное, чем одинокая егерша, пекущая хлеб на берегу Верхнетуломского водохранилища, за десятки километров от ближайшей деревни.
– Почему же одна? Муж мой, Лопухин, сейчас куда-то удрал, сказал, что осмотреться ему нужно... Ну да он не просто сбег, он что-нибудь к ужину притащит, чтобы я, значит, пироги ему с дичиной напекла, раз уж выпечку затеяла. Любит он пироги-то, и с собой в лес их берет.
– Много по лесу ходит? – спросил Кашин. – Тогда он-то нам и нужен.
– Вы располагайтесь все же, а говорить потом будем, когда Лопухин вернется. – И Василиса Матвеевна обернулась к печке уже окончательно.
Сложное это дело, печь хлеб на пару недель вперед, решил Кашин, от плиты не отойдешь, и даже с пришлыми людьми лясы точить некогда.
Егерь Лопухин появился нескоро, но темнота еще не подступила к кордону. Или тут, на севере с этими сумерками всегда в июне такая путница получалась, что незнакомым с ней людям разобраться никак не удавалось.
Он привез с собой не дичину, а полмешка какой-то мелкой ребешки. По этому поводу Василиса Матвеевна вознегодовала, ведь эту рыбу ей теперь готовить придется, а ее слишком много все же, на что сам егерь отвечал, мол, если она не справится, он ее закоптит, все же не просто так, а рыба... Потом он появился в домике, где разложила свои пожитки команда Кашина.
– Здравствуйте, – поздоровался он. И тут же начал приглашать: – Время уже позднее... – Патркацишвили с комической серьезностью осмотрел почти не начинающее вечереть небо в окошке. – Матвевна приглашает на ужин. Сегодня свежий хлеб будет, и пирогов она с рыбой все же наделает, хоть и дразнилась.
