Лилит Мазикина - Луна, луна, скройся!
Домой я возвращаюсь уже практически без сил. Хорошо, что моя смена в гумлаге кончилась — теперь я две недели могу отдыхать. Даже танцевать не пойду — какая радость от танца в этой серой грязи? Отосплюсь, Святая Мать, как же я отосплюсь! Я открываю дверь и застываю на пороге. Похоже, от недосыпа у меня начались галлюцинации: по хатке плывёт запах шкварок, да такой, что в животе начинает бурлить и стонать. С кухни шкворчит. Довольно странно, если учесть, что я живу одна. Осторожно ступая, я подхожу к кухне и заглядываю. Картина чем-то перекликается с той, что я наблюдала меньше часа назад: у моей плиты, держа одной рукой ручку сковородки, а другой — лопаточку, стоит мужчина. На нём повязан мой фартук, а левую кисть защищает моя прихватка. Мне даже не надо видеть его лица, чтобы узнать: тёмные волосы нежданного гостя заплетены в толстую короткую косицу, а я за всю жизнь видела только одного мужчину с такой причёской. И последний раз это было два месяца назад.
— Батори, почему вы в моём апартмане? — с вялой злостью вопрошаю я.
— Готовлю вам ужин. Вон тарелка с драниками стоит, берите. Сметана в холодильнике, — Батори ловко перекидывает свежепожареные картофельные лепёшки на стопку их собратьев и бросает на сковородку кусочки сала.
— Если вы думаете, что я на вас женюсь только потому, что вы хорошо готовите, то вы просчитались.
Я перекладываю несколько драников на тарелочку и поливаю их сметаной. Я действительно голодна, настолько, что мне не хватает сил злиться на вторжение.
— Зря вы так торопитесь с отказом! Я ведь ещё и отличный портной. Могу сшить любой сложности танцевальную юбку.
— Это где вы так выучились?
— В тюрьме.
Не похоже, чтобы он шутил. Я пытаюсь прикинуть, когда появились тюрьмы с трудовым воспитанием. Никак не выходит, чтобы тогда, когда его ещё можно было удержать в заключении. Странно. Хотя — чего нормального ожидать от упыря, который именует себя «Отважным Рыцарем»? Как с верблюдом из анекдота — скажите, что у него не странное?
— Вам от меня уже что-то надо? — спрашиваю я, наевшись и потягивая отлично заваренный чай.
— Напротив. Это вам от меня что-то надо, и поэтому я здесь, — Батори сидит на табуретке с другой стороны стола, прислонившись спиной к стене. Вид у него самый наглый: руки в карманах и улыбка во все зубы.
— И что мне от вас так срочно оказалось нужно?
— Отдых. Послезавтра мы с вами едем в Сегед, на родину великого цыганского скрипача и композитора…
— … Бихари[4]?
— Стыдно, Лили. Бихари из Надьябоня. Сегед — родина Данко[5]. Я думаю, вам, как цыганке, будет интересно.
— Мне, как цыганке, будет интересно хорошенько выспаться.
— Поэтому мы и едем послезавтра, а не сегодня ночью. А на месте, кстати, я забронировал номер с огромной мягчайшей кроватью.
— А моё целомудрие?!
— Будет лежать с вами на этой кровати. У меня другой номер. Дело даже не в Данко, Лили. Вас просто достал этот город. Он у вас ассоциируется с беготнёй по делам и придурками, которые вас время от времени узнают и начинают орать про маму из Пруссии и папу-цыгана. Там вас не знает никто. Тихое, славное местечко, а также единственный город, где поставлен памятник цыганскому музыканту.
— Когда я высплюсь, я обязательно с вами горячо поспорю, — вздыхаю я. — Сейчас у меня нет сил даже сапоги снять, и вы этим пользуетесь.
— Вы так и ляжете в сапогах?
— Вообще-то я надеялась, что вы кинетесь галантно их стаскивать.
— Лили, нет. Я лучше потом постираю ваши простыни.
Я встаю и тут же падаю обратно. Ноги просто отказываются держать.
— Ужасно. Я не в состоянии даже идти. Батори, я обещаю поехать в этот ваш Сегед, если вы меня сейчас отнесёте в кровать.
— Договорились.
Он подхватывает меня играючи, как котёнка. Недолгий полёт по воздуху, и я уже лежу в постели. Одеяло словно само наползает на мои плечи. Последнее, что я чувствую, проваливаясь в сон — тёплая ладонь на моей макушке.
На перроне вампир встречает меня не один: на его правой руке практически висит, прижимаясь, девица не старше двадцати лет.
— Лили, это Язмин. Язмин, это Лили, — лучезарно улыбаясь, на немецком представляет нас друг другу Батори. Его баритон похож на мурлыканье, и я узнаю эту интонацию: с такой он меня «клеил» возле клуба.
— Очень приятно, твой отец мне рассказывал о тебе много хорошего, — щебечет девица. На мой взгляд, у неё слишком короткая юбка, слишком длинные сапоги и слишком красные ногти.
— Мой отец? — я кидаю взгляд на Батори. — Очень любезно с его стороны. Скажите, а из какой вы семьи? Надеюсь, дворянской? Вы же понимаете, я не могу стать падчерицей простолюдинки.
Язмин неуверенно хихикает, улыбка вампира становится ещё шире.
— Лили, эдеш[6], вот ваши билеты. Я взял два, чтобы никто вас не тревожил. Мы с Язмин едем в соседнем купе.
— Да, апука[7].
Как, интересно, он собирается выдавать меня за свою дочь перед венгеркой, если я по-венгерски двадцать слов знаю?
Стоит поезду отойти от перрона, как упырь появляется в дверном проёме.
— Лили, мы с Язмин хотим заглянуть в ресторан. Не составите нам компанию?
— Ага. А можно вопрос: это какие спагетти, которые питание или которые отношения?
— Лилиана, вы лезете не в своё дело, — отрезает Батори.
— На правах близкого родственника.
— Жду вас в ресторане.
Вампир исчезает за дверью.
Минут пятнадцать я дуюсь: всё-таки я действительно надеялась, что это будет мой отдых, а потом понимаю, что проблема не стоит и выеденного яйца. В конце концов, я же собиралась отсыпаться — Язмин мне в этом точно не помешает, а со своей легендой Батори может мне оказывать достаточно внимания в минуты моего бодрствования.
Увидев меня, Язмин машет рукой из-за своего столика. Упырь чуть кивает мне, как ни в чём не бывало. Перед ним стоит бокал с водой без газа, девица же собирается подкрепиться поосновательней — отбивной и салатом. Несмотря на детский ещё час, запивает она их токайским белым вином. Я сажусь на оставленное мне место напротив Батори и беру в руки меню. За плечом сразу же возникает официантка.
— Чайник зелёного чая и капусту по-баварски.
— Сосиски, колбаски к капусте будете? — любезно подсказывает официантка.
— Да, жареную кровянку, пожалуйста, — я не могу удержаться от того, чтобы слегка подколоть вампира. В ответ на мой взгляд он слегка поднимает бровь. Леший знает, что это у него означает, но зато ясно, что подкол он заметил. Я мысленно высовываю язык.
