Гай Смит - Неофит
Глава 5
На следующее утро Джоби проснулся поздно, неохотно возвращаясь в реальный мир. Хотелось повернуться на другой бок и снова заснуть — так можно было забыть. Солнце проникло в комнату через единственное окно, его луч упал на старое треснувшее зеркало, отразился на противоположной стене безумным вытянутым узором. День. Ночь, которую на время прогнали, ждет возвращения. В Хоупе все было в ожидании.
Джоби заворочался в постели, почувствовал влажное пятно под обнаженным телом на простыне, виновато застонал. Будь она проклята, Салли Энн! Воспоминания разом вернулись к нему; разрубленный кот в саду, Элли. Кот сильно поцарапал мальчика, может быть, ему следует справиться, все ли с ним в порядке. Нет, Элли уехал на школьном автобусе в большую школу в городе, не вернется до половины пятого. Может быть, зайдет по пути домой. Джоби не был уверен, хочется ему этого или нет; он больше не был уверен ни в Элли, ни в Салли Энн.
Он лежал, глядя в потолок, пытаясь решить, чем заняться. Уже одно то, что он безработный, угнетало его, но еще хуже одиночество. Встаешь утром, равнодушно занимаешься обыденными делами; делать что-то для себя было неохота. Какой смысл мыть пол, если опять напачкаешь, когда будешь носить дрова. Он ел только тогда, когда был голоден, не обременял себя, почти не готовил. Никто не мог сказать ему: «Ты все испортил» или: «Это было великолепно, ты молодец, Джоби». Существование, а не жизнь. Для чего? А ни для чего, поэтому зачем вставать с постели. И все же ему надо сделать это.
Он свесил ноги на пол, достал руками до одеяла у себя за спиной и натянул его на то место, где только что лежал. Ему было стыдно, он не хотел видеть этих пятен, напоминающих о прошлой ночи и о позапрошлой тоже, потому что все это было одинаково бесполезно. Ничего не произойдет между ним и Салли Энн. Она не хочет его, это все игра, может быть, чтобы развеять скуку, потому что все в Хоупе скучали днем и дрожали от страха ночью.
Он вспомнил о заочном курсе обучения, который он прошел сразу после окончания школы. «Научитесь сами играть на гитаре за три месяца». Странно, но он научился. Хотя что хорошего это дало ему кроме как возможность пугать призраков, живущих на чердаке и в чулане? Он не смог зарабатывать этим деньги, никогда не сможет. Играет просто для собственного удовольствия, фактически, это такое же самоудовлетворение, какое он получает по ночам в постели.
Он вспомнил, что его одежда все еще разбросана на полу в кухне. Ему тогда действительно сильно приспичило. Он опустил глаза, посмотрел на себя; сейчас у него не было никакого желания. Нет, надо одеться, пора выстирать джинсы, но на сегодня сойдет, да и завтра тоже, если ему будет лень разводить огонь под старым медным котлом.
Он начал медленно спускаться по лестнице. Раковина все еще была полна холодной, грязной воды, ему придется почистить ее стенки мочалкой «Брилло». Но сначала надо одеться, потому что осеннее утро было холодным, несмотря на солнце. Потом он выгребет золу, разожжет огонь и…
У него вдруг возникло чувство неуверенности, оно мешало составлять план на день; это было то самое сверхъестественное чувство, сообщившее ему вчера о пропаже амулета — покалывание в затылке: что-то не так, но я не решаюсь посмотреть…
Потом он увидел это, и мурашки побежали у него по телу. Ему пришлось стоять и смотреть, видеть и не понимать. Потому что дверца чулана под лестницей была настежь распахнута, под ее весом напряглись Т-образные петли; чернеющая пустота, куда не проникали лучи солнца.
Он зажмурился, боясь того, что может увидеть там, но там была лишь чернота, груды хлама, сваленные, как ему было известно, в нишах, рассмотреть невозможно. Он ощущал тухлую вонь сырости и плесени; затхлый воздух, неделями томившийся в чулане, был выпущен в кухню.
Затхлость, запах зла!
Страх сковал у него все внутри, скрутил его внутренности в тугой ком, вызвал у него желание помочиться, бежать. Где-то в глубине его сознания его разум кричал ему: все двери в этом доме перекосились, они стучат на сквозняке, когда подымается ветер. Но ведь все последние несколько дней стояло безветрие. Полы неровные, петли слабые, дверь могла открыться под собственной тяжестью. Глупости — ведь для этого нужно было поднять тяжелый засов снаружи; в детстве я изо всех сил толкал дверь изнутри, чтобы выбраться из чулана, но мне это никогда не удавалось. Я бил по ней ногами, стучал кулаками, но она не сдвигалась ни на сантиметр… до сих пор.
Может быть, засов не был опущен как следует. Нет, я ведь проверял каждый день. Вчера ночью ты не проверил, потому что слишком спешил к… Это Салли Энн во всем виновата.
Прежде всего надо закрыть дверь чулана. Джоби собрался с духом, шагнул вперед, протянул руку. Дверь заскрипела, когда он коснулся ее, запротестовала, сопротивляясь всей силой своих ржавых петель. Вонь была невыносимая, она окатывала его тошнотворными волнами, ему пришлось отвернуться. Нужна грубая сила, у него нет времени искать отвертку и возиться со старыми винтами петель. Он напрягся, дверь сопротивлялась, дерево скрипело. Он закрыл глаза, он не хотел смотреть; дай мне силы, защити меня…
Может быть, твой амулет в чулане, Джоби. Зайди и посмотри.
Пусть остается там ржаветь, я не хочу его видеть.
Может быть, там Салли Энн, обнаженная, ждет тебя.
Я и ее не хочу.
Тем не менее, он почувствовал слабое возбуждение. Они смеялись над ним, на этот раз среди бела дня, эти демоны, прячущиеся в темноте чулана, радуясь тому, что дверь открыта, что с наступлением ночи они будут свободны. Это глупо, ведь двери не могут быть преградой для духов. Они вовсе не должны оставаться там, как не должны оставаться и те, что на чердаке. Но тебе все равно придется закрыть эту дверь, Джоби!
Он смущался своей наготы, это был психологический фактор против него, вина в его собственных глазах, помеха. И все же он всем телом навалился на дверь, почувствовав, как напряглись мышцы. И вдруг дверь поддалась!
Он упал вперед, налетел на дверь, когда она со стуком закрылась, прислонился к ней спиной, тяжело дыша, опустил засов. Слава Богу, о, слава Богу!
Он глубоко вдохнул — вонь исчезла; он открыл глаза и увидел залитую солнцем кухню, свою одежду на полу, почерневшие угли на решетке печи. И он поклялся себе, что эта дверь чулана никогда больше не откроется, случайно или намеренно. Все еще придерживая книзу засов, он свободной рукой дотянулся до старого стула с прямой спинкой и приволок его к себе по полу. Стул был как раз нужной высоты, может быть, сделанный специально для того, чтобы держать им засов; стул устойчиво стоял на каменном полу. Ничто не сдвинет его. Ничто на свете.
