Андрей Буторин - ПЕРЕПУТАННЫЕ ДУШИ - Найти себя
– Ай-яй-яй! Приперся таки, безногий нойд!.. И кто тебя звал? Ты же знаешь, что сейды не станут с тобой разговаривать.
– А ты? Станешь?
– А что я!.. Я – старая женщина. Ничего уже не помню, не знаю, не ведаю…
– Не прибедняйся, – сказал олень, стукнув передним копытом о землю. – Все ты знаешь и помнишь. Да и не женщина ты, так что стареть не умеешь.
– Ну, хорошо, что тебе надо? – проскрипела старуха.
– Ты знаешь, что. Помоги ребятам.
– Парню, что захотел легкой жизни и девчонке, мечтающей о счастье?
– Да, им. Видишь, все ты знаешь.
– А я им пыталась помочь. Они не послушались.
– Поменяла им души не ты?
– Конечно, не я. Это сделали сейды. И правильно, очень правильно! Теперь Павел знает, что «легкой жизни» не бывает, а Полина – что счастье нельзя получить в дар.
– Да, они знают. Но им от этого не легче. Надо помочь им, дух ручья! Ты же видишь, они – половинки единого целого. Это такая редкость, чтобы половинки нашли друг друга!
– Вот именно, редкость. Думаешь, это простая случайность? А что, если сейды как раз и помогли им найти друг друга? Теперь им осталась самая малость – суметь отыскать самих себя. И это я им тоже уже говорила.
– А если без загадок?
– Ты поглупел, старый нойд! – внезапно рассердилась лопарка. – Не ты ли рассказывал им только что о двух душах, об истинной сути человека, его основе? Пусть ищут в себе ее, пусть слушают свое глупое сердце!.. Они уже любят, но не могут это понять, они уже счастливы, а все еще блуждают в потемках…
Старая саамка взмахнула рукавом с затейливым орнаментом, и ночь сразу сменилась днем, погас костер, вместо белого оленя перед Полиной и Павлом стоял одноногий седовласый шаман с лучистыми молодыми глазами, опустив к полу кобдас и колотушку из оленьего рога.
– Ого! – выдавила Полина. – Здорово!.. А я думала, вы в костюм наряжаться станете, мухоморы есть…
Нойд рассмеялся.
– Мухоморы? Что ж, едали и мухоморы. Только у меня теперь желудок слабый, годы не те. Но и чай мы не совсем простой пили. А костюм… Нет у саамских нойдов каких-то специальных костюмов. Костюмы всякие, маски – это театр, работа на публику. Настоящему нойду кобдаса и поченя достаточно. Даже одного поченя. Но без бубна вам бы трудней было души освободить.
– А почему мы там двигаться не могли? – спросил Павел. – И почему вы были в виде оленя?
– А для чего вам было двигаться? Я вам оставил глаза и уши, этого вполне хватило, разве не так? А сайва сароа – священный олень – это тот, в кого воплощается душа нойда в его странствиях между мирами. – Шаман помолчал, снял пояс, убрал его вместе с бубном в кладовку и повернулся к ребятам: – Ну что, вопросы есть еще?
Павел, который с сожалением убедился уже, что вновь находится в женском теле, скользнув смущенным взглядом по напрягшейся фигуре Полины, сказал:
– Даже не знаю. Ерунду какую-то старуха опять наговорила…
Полина неожиданно вспыхнула и резко отвернулась. Николай Викентьевич заметил это и одними глазами улыбнулся:
– Не все так считают, как я погляжу. И ты тоже не горячись. Спокойно ее слова обдумай. Я-то все понял, что она хотела сказать. Только если разжую и в рот вам положу – толку мало будет.
В воздухе повисла напряженная неловкость. Полина первой поняла, что настало время прощаться.
– Спасибо вам, Николай Викентьевич, – сказала она. – Вы просто замечательный человек! Я таких еще не встречала никогда. И за чай вам спасибо, и за варенье.
– Кстати, возьмите-ка баночку! – шустро заковылял на кухню старик и вернулся с литровой банкой золотой, словно мед, морошки.
Полина приняла гостинец, Павлу Николай Викентьевич пожал руку, а когда ребята уже ступили за порог, сказал:
– Вы мне позвоните завтра! – и назвал номер телефона.
– Позвоним, – кивнул Павел. – Вы – наша последняя надежда…
– Неужели ты ничего не понял? – горестно покачал головой нойд. – Все уже и так в ваших руках.
6
Домой они вернулись, когда уже начинало смеркаться. При выезде из Кулозера с ясного, густого предвечерней синью неба, доносились приглушенные раскаты грома. Видимо, предсказанию старого шамана ближе к ночи суждено было сбыться. Но в свой город они успели прибыть до дождя.
Полина остановила машину возле своего подъезда. Павел вышел, неловко потоптался и медленно направился к стоявшей поодаль красной «семерке».
– Ты куда? – хрипло бросила вслед Полина.
– Домой, – пожал плечами остановившийся Павел.
– Не глупи.
– В каком смысле?
– Сам не знаешь, в каком? – разозлилась Полина. – Что мы теперь по отдельности делать будем? А завтра на работу еще… Надо ведь что-то придумать.
Про работу Павел совершенно забыл. А вспомнив, почувствовал себя дурно. Как он заявится на завод в таком обличье? А если не заявится вовсе – что будет?..
Он снова потоптался и неуверенно зашел вслед за Полиной в подъезд.
– Сейчас я поужинать соображу что-нибудь, – сказала «девушка», войдя в родную квартиру. – А потом будем что-то придумывать. Правда, у меня в голове не укладывается, что именно…
– Слушай, – почесал живот Павел. – Может, я все-таки приму душ, пока ты готовишь? А то у меня… у тебя, то есть, все тело уже зудит. – Он торопливо добавил: – Я даже свет зажигать не буду!
– Ладно, – угрюмо буркнула Полина. – Сейчас белье соберу… А свет не включай! Дверь оставишь открытой, хватит с тебя.
Павел встал под теплые упругие струи и даже зажмурился от блаженства. Хорошо-то как! Понежившись под «дождиком» минут пять, он намылил мочалку и стал тереть грудь, живот, бока, спину, постанывая от наслаждения. От простого наслаждения освобождаемой от грязи и пота кожи. Но в голову тут же пришли и другие мысли, от которых Павел, как ни старался, отделаться так и не смог.
Он отложил мочалку и сверху вниз провел ладонями по телу. Он ожидал чего угодно, но только не того, что случилось!.. Павел внезапно почувствовал себя раздвоенным. Большей частью своего сознания он ощущал себя именно Павлом, мужчиной, ласкающим обнаженное женское тело – теплое, упругое, невероятно желанное. С другой же стороны… он почувствовал и отклик этого женского тела – рванувшийся из неведомых ему ранее глубин. Перед глазами возник вдруг облик его, Павла, и его нынешнее тело стремилось к нему, ждало его, хотело его!..
У Павла закружилась голова. Он едва не упал и присел на край ванны. Раздвоенное сознание продолжало бесноваться, но уже тише, глуше, все затихая и затихая. Наконец он снова почувствовал себя прежним Павлом – в новом, разумеется, обличье, к которому уже стал привыкать, осторожно встал и быстро смыл с себя мыльную пену. Продолжать купание расхотелось, поэтому обескураженный Павел вытерся, натянул с неприязненной гримасой женское белье и вышел в комнату.
