Брэм Стокер - Талисман мумии
– Я договорился о своём пребывании здесь, потому что хотел поговорить с вами, и, поскольку я хочу, чтобы это было сугубо между нам и, по-моему, лучше всего будет сделать это за сигарами попозже вечером, когда мисс Трелони дежурит у отца.
Мы по-прежнему придерживались с мисс Трелони очерёдности ночного наблюдения за больным. Вместе мы должны были наблюдать за ним под утро, и меня волновало то, что детектив также собирался вести наблюдения втайне и в одиночку и быть при этом особенно настороже.
День прошёл без событий. Мисс Трелони спала днём и после обеда отправилась сменить сиделку. Миссис Грант оставалась с нею, а сержант Доу дежурил в коридоре. Мы с доктором Винчестером пили кофе в библиотеке. Когда мы закурили наши сигары, он спокойно начал:
– Итак, мы одни и можем начать конфиденциальный разговор. Разумеется, мы связаны «обетом молчания» по поводу происходящих событий?
– Совершенно верно! – подтвердил я, и сердце моё ёкнуло при мысли об утреннем разговоре с сержантом и тех гнетущих страхах, которые остались после него в моем сознании.
Доктор продолжал:
– Этот случай вполне способен повлиять на разум всех принимающих в нем участие. Чем больше я над ним думаю, тем больше схожу с ума, чувствуя, как обе постоянно укрепляющиеся версии тянут нас в противные стороны.
– И что это за версии?
Он глянул на меня проницательно, прежде чем ответить. В подобные минуты взгляд доктора Винчестера становился обескураживающим. Он мог бы подействовать на меня, будь у меня какая-то личная заинтересованность в этом деле, не считая участия в мисс Трелони. Но сейчас я выдержал его не дрогнув. Теперь я был поверенным в этом деле – с одной стороны «амикус куриа»[3], а с другой – представитель защиты. Сама мысль в голове у этого умного человека двух равносильных и противоположных версий была достаточно утешительна, чтобы ослабить моё волнение по поводу вероятности нового нападения. Доктор заговорил, и лицо его, вначале непроницаемо улыбавшееся, приобрело выражение жёсткой угрюмости:
– Две версии: факт и фантазия! В первой заключена вся суть дела-нападения, попытки грабежа и убийства, подстроенная каталепсия, указывающая либо на преступный гипнотизм, либо на простой образчик яда, неведомый пока нашей токсикологии. По второй версии действует «влияние», не определённое ни в одной из известных мне книг – не считая страниц романов. Никогда ещё не поражала меня столь сильно истина гамлетовских слов:
И в небе и в земле сокрыто больше…
Чем снится вашей мудрости Горацио.
Для начала возьмём сторону «факта». Перед нами человек в окружении домочадцев; в его доме множество слуг из различных классов, что исключает возможность организованного заговора из людской. Он богат, образован, умен. Судя по его физиономии, он несомненно обладает железной волей и определёнными стремлениями. Его дочь (единственная, насколько мне известно) юная, бойкая и умная девушка, спит в комнате, смежной с его кабинетом. Кажется, для каких-либо нападений или неприятностей извне нет ни разумных поводов, ни возможностей. И все же нападение происходит, зверское и безжалостное, совершенное посреди ночи Оно быстро обнаружено – настолько быстро, что обычно в криминальных делах это происходит не случайно, а с обдуманным намерением. Нападающего или нападающих нарочно спугнули до окончания их работы, в чем бы их цель ни заключалась. Но тем не менее нет следов их побега: ни улик, ни шума, ничего. Нет даже открытой двери или окна. Ничего указывающего на того, кто это сделал, или на то, что дело вообще сделано, – за исключением жертвы и её ближайшего окружения.
На следующую ночь – новое нападение, хотя дом полон бодрствующими людьми, среди которых наблюдают за комнатой и соседними помещениями офицер-детектив, опытная сиделка, верный друг и собственная дочь жертвы. Сиделку поражает каталепсия, а наблюдающего друга (защищённого респиратором) – глубокий сон. Детектив тоже настолько подвержен ступору, что стреляет из своего пистолета в комнате больного и даже не может вспомнить, в кого он стрелял. Похоже, ваш респиратор – единственное, что относится к стороне «факта». То, что вы не потеряли головы, как прочие, – эффект, зависящий от времени, проведённого в комнате, – указывает на вероятность того, что оказывающий вредное влияние медиум не обладает гипнотической силой. Но опять-таки есть факт, противоречащий данному. Мисс Трелони, пробывшая в комнате дольше вашего (поскольку она то и дело заходила и выходила из комнаты и сидела там подолгу во время своих дежурств), по-видимому, не подверглась странному воздействию. Следовательно, «влияние» не поражает всех подряд – если не предположить, конечно, что хозяйка почему-либо не подвержена' ему. Если окажется так, что виновато некое загадочное «дыхание», исходящее из многих египетских вещиц, то дело проясняется, но тогда мы столкнёмся с тем фактом, что мистер Трелони большую часть времени – по сути, полжизни – провёл в этой комнате и больше всех был подвержен ему. Какого типа влияние могло вызвать все эти противоречивые последствия? Нет! Чем больше я думаю об этой дилемме, тем больше запутываюсь! В самом деле, если предположить, что физическое нападение на мистера Трелони совершил некто, проживающий в доме и попадающий в круг подозреваемых, выборочность воздействия остаётся тайной. Погрузить человека в каталепсию нелегко. Насколько известно сейчас науке, подобную цель нельзя осуществить усилием воли. Сердцевиной этого дела остаётся мисс Трелони, очевидно, не подверженная ни одному из влияний или разновидностей одного и того же влияния. Она проходит через все испытания нетронутой, не считая одного лёгкого полуобморока.
Крайне странно!
Упав духом, я слушал доктора. Хотя он ничем не выказал недоверия, доводы его весьма беспокоили меня. Они не были столь же прямыми, как подозрения детектива, но также отделяли мисс Трелони от прочих, а быть одной, когда дело касается тайны, все равно что быть подозреваемой, если не сразу, то в конечном итоге. Я предпочёл промолчать. В подобном случае молчание – золото, и нынешнее молчание позволит мне меньше объяснять или брать назад свои слова впоследствии. Поэтому я тайно радовался, что доктор, высказывая свои доводы, не требует ответа от меня – по крайней мере, сейчас. Похоже, доктор Винчестер и не ожидал его, так что, почувствовав это, я обрадовался, хотя и сам не знал почему.
Обхватив ладонью подбородок, он немного помолчал, задумчиво уставясь в пространство и сведя брови. Сигара повисла в его пальцах, очевидно, он забыл про неё. Затем он продолжал ровным голосом, словно подхватывая мысль там, где оставил её:
