Георгий Старков - Сценарий Анжелы
Впереди замаячил свет.
Это мираж, подумала Анжела, отворачиваясь от слепящего сияния, очередной обман. Нет тут ничего. Она побрела назад, наталкиваясь на стены, напоминающие грот, но всё-таки не выдержала и оглянулась. Свет остался на месте. Он исходил из электрического фонаря, который висел над толстой деревянной дверью. Она пошла к свету, вытянув руки вперёд, как слепая. Ещё шаг – и свет растворится крупицами тьмы. Она ждала. Свет расширялся, становился ярче. Анжела уже могла видеть трещины на запыленной поверхности лампы.
Она коснулась шершавой поверхности двери. Совсем как настоящая. За дверью что-то гудело… будто работает какой-то большой механический агрегат, поднимающий и опускающий тяжёлые чугунные гири. Анжела прильнула ухом к двери, пытаясь понять, что это. Звук не нравился ей, скрёб по обнажённым нервам. Что-то плохое…
Лампа мигнула. Когда Анжела посмотрела на неё, она мигнула ещё три раза с явным нетерпением. Заходи. Я не буду вечно тут светить, пока ты топчешься у входа. Ей вдруг захотелось сжать этот горячий источник лживого света в кулак и с хрустом раздавить, прожигая ладонь.
– Все вы заодно, – сказала она с горечью. – Все вы хотите, чтобы мне было плохо… разве не так?
Лампа взорвалась. Анжела вскрикнула и успела поднести руку к лицу, чтобы защититься от града взбесившихся осколков. Несколько частиц стекла больно впились в щёку. Крови не было – осколки были слишком мелкими, но ей показалось, будто в неё выстрелили из ружья. Она принялась с остервенением растирать щёку, чтобы извлечь застрявшие осколки. Вот теперь кровь появилась – она шла мелкими густыми каплями, которые тут же размазывались по всему лицу. В мгновенной темноте забрезжили зелёные электрические разряды на патроне от лампы – как бестелесные духи, посланцы близкой смерти. Забыв о боли, Анжела в панике схватилась за ручку двери и потянула к себе. Дверь открывалась нарочито медленно, с грозной торжественностью. Рдяный жаркий свет сиял за ней, заливая тесную закрытую комнату. Анжела увидела картонные ящики, скученные в углу, и простой цветной телевизор на деревянной тумбочке ручной работы. На стенах комнаты были круглые отверстия, по которым с механическим гулом сновали взад-вперёд металлические поршни странной формы. В комнате стояла невыносимая жара.
Не отрывая взгляда от тумбочки с телевизором, Анжела прошла к середине комнаты. Эта тумбочка… Этот телевизор… Их не могло здесь быть. Они стояли в гостиной её дома – прямо напротив дивана, где вчера вечером она боролась со сном, ожидая отца. Она смотрела викторину «Риск» – ответы на любые вопросы. Старый кинескоп, грозящий вот-вот перегореть, покрывал изображение бурей помех. Теперь телевизор смотрел на Анжелу серым бельмом мёртвого экрана, не желая ответить ни на один из вопросов.
Только приблизившись на расстояние фута к тумбочке, Анжела увидела, что на её поверхности и на экране телевизора осели красные следы пальцев. Пальцев, вымазанных в крови… И в самой середине вороха кровавых отпечатков лежала записка, простая и обыденная. Кровь проступала сквозь бумагу, делая синие чернила чёрными. Анжела так не осмелилась притронуться к ней – просто наклонилась, перебарывая тошноту, и прочитала:
Ты опоздала. Он уже здесь.
– Нет, – прошептала она, закрывая ладонью страшные слова. Но сухая строчка проступала сквозь пальцы, и неизбежный жестокий смысл заполнял комнатушку, как волна весеннего паводка. – Нет, нет, нет!
Это ложь…
За дверью раздались тяжёлые, беспорядочные шаги. Шаги мертвецки пьяного человека, поднимающегося по лестнице. Томас Ороско возвращался с ночной попойки.
– Мама! – закричала Анжела, прижимаясь к стене. – Мама, где ты?! Он здесь… Мама! Рон!
Никто не отозвался, а шаги становились всё громче, и наконец на той стороне двери заскрежетал вставляемый в замочную скважину ключ. Звук показался Анжеле оглушительным. Поршни невозмутимо повторяли ритмичные, неживые движения. Ненастоящий, чересчур яркий свет подрагивал в адской жаре. Анжела судорожно посмотрела на свою правую руку в безумной надежде. Но ножа в руке не было. Его отобрал Джеймс. Анжела была совершенно беззащитна перед чудовищем, которым пришёл за ней. Пришёл, чтобы вернуть и больше никогда не отпускать.
Замок щёлкнул. Дверь начала открываться, и Анжела увидела в расширяющейся щели злорадные сполохи огня.
– Я ухожу, отец.
Сказав всё, на что была способна, Анжела вернулась в спальню. Голова гудела от перевозбуждения; ей казалось, что у неё вот-вот откажет сердце, или, на худой конец, случится инсульт. Двенадцать лет молчания кончились. Потрясение от случившегося было слишком велико. Ей одновременно хотелось смеяться и плакать. Она уходит. Уходит, и отец ничего не сможет с этим сделать. Наверное, это и есть счастье, подумала она, лихорадочно бросая в чемодан всё, что попадалось под руку.
Но когда грузная фигура отца появилась в дверях спальни, заслоняя такую близкую свободу, Анжела поняла, что ещё ничего не кончено.
– Никуда ты не уйдёшь, – заявил отец, тяжело дыша. От хмельных паров не осталось и следа. Он был совершенно трезв и смотрел на неё налитыми кровью свиными глазами, не обещавшими ничего хорошего.
Анжела замерла, судорожно схватившись за белый свитер, который как раз клала в чемодан. Ощущение эйфории выскочило из неё, оставив за собой тьму и страх. Она сглотнула слюну и пролепетала:
– Уйду.
– А я сказал, не уйдёшь.
Поперёк горла встал большой солёный комок. Спальня вдруг затуманилась; её собственное отражение на зеркале трюмо вытянулось в длину. Анжела осознала, что безудержно плачет, понурив голову перед отцом, его безграничной властью.
– Будем считать этот маленький бунт подавленным, или как?
Она молчала, глядя на заполненный наполовину чемодан. Из верхнего карманчика чемодана выглядывала пачка мятных конфет. Хорошие конфеты, Анжела покупала их всегда, когда были лишние несколько центов. Нежная горечь мяты успокаивала её, гасила тлеющий внутри огонь. Но сегодня…
– Нет, – сказала она и почувствовала, как пересекла границу, где ещё был возможен мирный исход. Пути назад больше не было.
– Анжела, – отец сделал шаг вперёд, вторгаясь в её хрупкий мирок. – Уходишь, значит, да? Больше ничего не хочешь сказать?
Она в лихорадочной спешке пыталась застегнуть чемодан. Странно – хотя он был далеко не полон, замок отказывался двигаться по наторенной колее. Анжела с растущим отчаянием дёргала за «молнию» – дело кончилось тем, что замок намертво застрял.
– Не подумала, кто тогда будет разгребать всё это дерьмо? – отца трясло от ярости. У Анжелы осталось одно-единственное желание – провалиться сию секунду сквозь половицы, исчезнуть из этой комнаты, которая становилась меньше, обвиваясь вокруг её шеи в удушающем захвате. – Анжела, я тебя спрашиваю! Смотри… смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
