Энн Райс - Вампир Лестат
С тех пор мы с Никола стали еще ближе.
Через несколько дней, однако, случилось нечто совершенно из ряда вон выходящее.
Было уже очень поздно. Мы проводили время, как обычно, в комнатке в кабачке. Никола ходил из угла в угол и вдруг, отчаянно жестикулируя, высказал вслух то, что давно было на уме у нас обоих.
Он заговорил о необходимости нашего побега в Париж, о том, что, даже если мы останемся там без гроша, нам все равно будет лучше, чем здесь, что он предпочитает жить нищим попрошайкой в Париже.
Нужно ли говорить, что наши мысли полностью совпадали?
– Что ж, Ники, я готов просить милостыню на улице, – сказал я. – Но ни за что на свете я не соглашусь играть роль бедного провинциального родственника в богатом доме.
– А ты думаешь, я соглашусь на это? – резко спросил он. – Я предлагаю бежать, Лестат, послать к чертям абсолютно всех.
Хотел ли я продолжать подобную жизнь? Ведь я осознавал, что наши отцы проклянут нас. И в то же время жизнь здесь была такой бессмысленной…
Конечно, мы хорошо понимали, что наш совместный побег станет чем-то гораздо более серьезным, чем то, что я совершал раньше. Мы уже не были мальчиками, мы стали взрослыми мужчинами. Проклятие наших отцов, которое мы навлечем на свои головы, не могло не беспокоить нас.
К тому же мы были достаточно зрелыми людьми, чтобы понимать, что такое голод.
– А что я стану делать в Париже, если мы будем голодать? – спросил я. – Охотиться на крыс, чтобы раздобыть нам ужин?
– Если в том будет нужда, я буду играть за деньги на скрипке на бульваре Тамплиеров, а ты сможешь посещать театры.
Теперь уже он откровенно искушал меня.
– Неужели все это были для тебя пустые разговоры, Лестат? – спрашивал он. – Да с твоими внешними данными ты в самом скором времени окажешься на сцене одного из театров.
Мне очень нравилась тема наших теперешних разговоров. Мне доставляло удовольствие видеть, что он верит в возможность нашего побега. Несмотря на то что он постоянно употреблял слово «наплевать», от его цинизма не осталось и следа. И неожиданно перспектива успешно завершить задуманное показалась вполне реальной.
Сознание полной бессмысленности жизни здесь только усиливало наше желание.
Я вновь подумал о том, что музыка и актерская игра несут в себе добро, потому что они уничтожают хаос. Под этим словом я понимал однообразную, лишенную какого-либо смысла жизнь. Если нам суждено завтра умереть, то окажется, что мы прожили жизнь напрасно. Мне вдруг пришло в голову, что жизнь и скорая смерть моей матери тоже бессмысленны, и я повторил Ники сказанные ею совсем недавно слова о том, что она панически боится смерти.
И снова наш золотой момент куда-то исчез. Зато случилось нечто совершенно иное.
То, что произошло дальше, я мог бы назвать темным моментом, однако события носили некий возвышенный, даже суеверно-мистический характер. Мы продолжали разговаривать, проклиная бессмысленность жизни, торопясь высказаться и перебивая друг друга, а когда наконец Никола сел, опустив голову на руки, я с удовольствием выпил еще несколько глотков вина и продолжал расхаживать по комнате и оживленно жестикулировать, как делал это он.
И вдруг меня поразила только что пришедшая в голову мысль, которую я тут же высказал вслух: вполне возможно, что мы умрем, так и не узнав, зачем вообще родились на свет. Даже убежденный атеист, мне кажется, надеется, что после смерти он наконец найдет хоть какой-нибудь ответ. Я имею в виду вопрос о том, существует ли Бог или там вообще ничего нет.
– Но в том-то и дело, – говорил я, – что в тот миг мы не сделаем никакого открытия. Мы просто перестанем существовать! Мы уйдем в небытие в полном неведении!
Я вдруг представил себе вселенную, увидел Солнце, другие планеты, звезды и окружающую их вечную тьму… И разразился смехом.
– Неужели ты не понимаешь? Даже когда все закончится, мы так и не узнаем, почему все происходило так, а не иначе! – кричал я. Никола в это время сидел на кровати, согласно кивая головой и потягивая вино прямо из графина. – Мы умрем, так ничего и не поняв! А вся эта бессмыслица будет продолжаться и продолжаться! Но мы уже не будем тому свидетелями! У нас не останется даже возможности хотя бы в мыслях своих придать этому смысл! Нас просто не станет, мы будем мертвы, мертвы, мертвы, но так ничего не поймем и не узнаем!
Я уже не смеялся. Я стоял неподвижно и хорошо отдавал отчет своим словам.
Не будет ни Судного дня, ни возможности получить хоть какое-то объяснение, ни того возвышенного момента, когда можно исправить все страшные ошибки и устранить ужасные несправедливости!
Ведьмы, сожженные у столбов, никогда не будут отмщены.
Никто и никогда не собирается что-либо объяснять нам.
В тот момент я не просто понял. Я словно увидел все воочию! Изо рта моего вырывался лишь один звук: «О-о-о». Я повторял его снова и снова, все громче и громче… Бутылка выскользнула у меня из пальцев и упала на пол. Сжав голову руками, я, не закрывая рта, продолжал издавать лишь один и тот же звук. Все происходило именно так, как я описывал прежде матери.
Впечатление было такое, будто на меня напала вдруг безостановочная икота.
– Лестат, прекрати! – кричал Никола, обхватив меня руками и сильно встряхивая.
Но я не в силах был остановиться. Подбежав к окну, я отодвинул щеколду и, распахнув маленькую тяжелую створку, стал смотреть на звезды. Мне невыносимо было видеть их. Невыносимо было видеть абсолютную пустоту, слышать абсолютную тишину и сознавать абсолютное отсутствие какого-либо ответа. Когда Никола оттащил меня от окна и захлопнул створку, я зарычал словно дикий зверь.
– Все будет хорошо, – снова и снова повторял он.
Кто-то уже барабанил в дверь. Оказалось, что это хозяин кабачка, прибежавший узнать, в чем дело, и возмущенный нашим поведением.
– Утром тебе станет легче, – продолжал уговаривать меня Никола. – Тебе необходимо поспать.
Своим шумом мы перебудили всех, но я все никак не мог успокоиться. Продолжая издавать все тот же стон, я бросился вон из кабачка и помчался по деревенской улице, а потом вверх по склону в сторону замка. Никола следовал за мной по пятам, безуспешно пытаясь остановить меня. Вбежав в ворота замка, я устремился в свою комнату.
– Ты должен поспать! Сейчас это все, что тебе нужно, – в отчаянии повторял Никола.
Я лежал, прислонившись спиной к стене, зажав руками уши и без конца выкрикивая: «О-о-о-о»…
– Утром, – снова сказал Никола, – тебе станет лучше.
Но утром я не почувствовал себя лучше.
Не стало мне легче и к вечеру. Напротив, с наступлением темноты мое состояние еще более ухудшилось.
