Джек Финней - Похитители Плоти
– Я не могу вернуться туда, Джек! Ноги моей больше не будет в этом доме! – Ее голос, когда Джек поднялся на ноги, сорвался почти на визг. Я знаю, что видела: оно превращалось в тебя, Джек, на самом деле!
Когда он обнял ее, по ее щекам потекли слезы, а в глазах снова стоял нескрываемый ужас.
Вскоре ко мне вернулось самообладание.
– Тогда не возвращайтесь, – сказал я Теодоре. – Оставайтесь здесь. Они оба повернулись ко мне, и я добавил:
– Так нужно для вас обоих. У меня просторный дом, выбирайте комнату и живите. Ты, Джек, забери машинку и работай. Я буду рад. Мне скучно одному, я нуждаюсь в обществе.
Некоторое время Джек всматривался в мое лицо:
– Ты уверен?
– Абсолютно.
Он посмотрел на Теодору, она кивнула с молчаливой мольбой. Тогда он ответил:
– Ладно, может быть, так лучше; останемся на пару дней. Спасибо, Майлз, большое спасибо.
– Ты тоже, Бекки, – сказал, я. – И тебе нужно остаться здесь – хотя бы на некоторое время. – Что-то заставило меня добавить:
– С Теодорой и Джеком.
Бекки, немного бледная от переживаний, ответила улыбкой на мои последние слова.
– С Теодорой и Джеком, – повторила она. – А ты где будешь?
Я покраснел, но через силу усмехнулся:
– Тоже здесь. Ноты не обращай на меня внимания.
Теодора выглянула из-за плеча Джека и сказала почти весело:
– Может выйти неплохо, Бекки. А я буду вам за компаньонку.
У Бекки в глазах запрыгали чертики:
– Ну да. Этакая вечеринка примерно на неделю. – Тут она снова помрачнела. – Я вспомнила, что нужно позвонить папе, вот и все, объяснила она мне.
– Позвони, – согласился я. – И скажи ему правду. Что у Теодоры сильное нервное расстройство, она должна остаться тут и ты ей нужна. Этого достаточно. – Я усмехнулся. – Хотя, можешь добавить, что у меня какие-то греховные планы, которым ты просто не в состоянии сопротивляться. – Я посмотрел на часы:
– Мне пора на работу, друзья; берлога в вашем распоряжении. – И пошел наверх переодеваться.
Я был больше раздражен, чем напуган, когда брился в ванной. Частичкой разума я испытывал страх перед фактом, который мы только что вспомнили: что тело в подвале Джека, невероятно, немыслимо и неопровержимо, не имело отпечатков пальцев. Мы об этом совсем забыли, а именно этот факт никак не укладывался в объяснения Мэнни. Но больше всего я ощущал досаду: я не хотел, чтобы Бекки Дрисколл жила в моем доме, где я буду ее видеть гораздо чаще, чем обычно на протяжении недели. Слишком уж она была привлекательна, мила и красива, так что опасность была вполне очевидной.
Я разговариваю сам с собой, когда бреюсь.
– Ты, сукин сын, – сказал я своему отражению в зеркале. – Жениться ты мастак, только не способен жить в браке, вот в чем дело. Ты слабый.
Эмоционально неустойчивый. Неуверенный в себе. Никчемный сопляк, непригодный к взрослой ответственности. – Я усмехнулся и попробовал добавить еще что-нибудь. – Ты, несомненно, шарлатан с донжуанскими наклонностями. Псевдо… – тут я замолчал и добрился с неприятным чувством, что, как это ни смешно, я, потерпев поражение с одной женщиной, чересчур заинтересовался другой и что, в целях благополучия нас обоих, ей следует быть где угодно, но только не под моей крышей.
Джек поехал со мной в центр, чтобы поговорить с Ником Гриветтом, шефом городской полиции, мы оба были с ним хорошо знакомы. В конце концов, Джек нашел труп, и тот исчез. Он был обязан сообщить об этом. Но по дороге мы решили, что он расскажет только о голых фактах и ничего более. Мы не смогли бы объяснить, почему он не поставил власти в известность своевременно, поэтому решили немного изменить последовательность событий и сказать, что он нашел тело в ночь на сегодня, а не вчера утром; в конце концов, так вполне могло быть.
Даже в таком случае возникал вопрос, почему он не позвонил в полицию ночью? Мы решили, что Джек объяснит это истеричным состоянием жены, необходимостью срочно показать ее врачу, то есть мне. У нее был такой сильный шок, что они остались у меня, и Джек поехал домой, чтобы забрать кое-какие вещички и заодно позвонить в полицию. Тогда он и обнаружил исчезновение трупа. Мы считали, что Гриветт немного поругает его, но больше ничего не сделает. Я посоветовал Джеку сыграть роль рассеянного чудака: это никогда не удивляет, и Гриветт отнесет все на счет его писательской непрактичности.
Джек кивнул, слегка усмехнувшись, и вновь его лицо стало серьезным.
– Как ты думаешь, об отпечатках пальцев тоже забыть?
Я пожал плечами и поморщился.
– Разумеется. Гриветт тебя загонит в тюрьму, если ты об этом заикнешься.
Глава 9
Однако настроение у меня не улучшилось, когда я остановил свой «форд» на боковой улочке вблизи здания, где находился мой кабинет. Меня не оставляли, клубясь где-то в глубине сознания, беспокойство, сомнения и страхи; да и сам вид Мейн-стрит, пока я шагал к дому, угнетал меня. Улица выглядела грязной и жалкой в свете утреннего солнца, урны были переполнены вчерашним мусором, уличный фонарь зиял разбитым стеклом, а магазин неподалеку стоял закрытым. Окна магазина были забелены, и в одном из них можно было прочитать грубо сделанную надпись: «Сдается внаем». Однако указания, куда обращаться, не было, и мне пришло в голову, что совершенно никого не волнует, снимет ли кто-нибудь помещение снова. Разбитая бутылка из-под виски лежала возле самого подъезда, а медная дощечка с названиями контор и учреждений выглядела грязно, неопрятно. Вдоль всей улицы, насколько я мог видеть, не было заметно, чтобы кто-то мыл окна магазинов, как это обычно делается каждое утро. Улица имела какой-то непривычно заброшенный вид. Я смотрел на мир сквозь собственные страхи и заботы, поэтому я сказал себе укоризненно: нельзя давать волю чувствам, когда ставишь диагноз и лечишь больного.
На моем этаже меня ждала пациентка. Она пришла без записи, но до начала приема еще было время, и я решил ее выслушать. Это была миссис Силли, которая неделю назад сидела в этом самом кресле, рассказывая мне, что ее муж вовсе не ее муж. Сейчас она расплывалась в улыбке, едва удерживаясь в кресле от облегчения и удовольствия, и уверяла меня, что ее мания прошла.
Она посетила доктора Кауфмана, как я ей рекомендовал. Тот ей почти ничем не помог, но прошлым вечером – удивительное дело – она «пришла в себя».
– Я сидела в гостиной и читала, – охотно рассказывала женщина, несколько нервно сжимая кошелек, – как вдруг взглянула на Эла, который смотрел бокс по телевизору. – Она покачала головой в счастливом изумлении.
