Анастасия Иванова - Северная Ведьма
Иван помолчал, что-то вспоминая, а потом предложил:
– Надо ехать в Ковалевку. Если я правильно все понял, тебя сюда привела Ведьма. Значит, сейчас она активна, ее можно обнаружить, а если повезет – и обезвредить. Завтра поедем?
– Чем быстрее я развяжусь с этим, тем лучше, – сказал Климов.
Тон Грачева сразу стал суховато-деловым:
– Первая электричка завтра в 6.15, слишком рано. Поедем на второй, на 8 утра. Встречаемся на вокзале в 7.45 под табло. А теперь не обижайся, мне готовиться надо, аппаратуру собрать, а тебе – выспаться. Давай домой.
Климов встал, быстро прошел в крошечную прихожую и оделся.
– До завтра! – компаньоны пожали друг другу руки, Климов шагнул в подъезд. За его спиной захлопнулась входная дверь, и Климову показалось, что Иван сделал это как-то поспешно, словно хотел побыстрее от него избавиться. Облегчения от визита не появилось, напротив, засевший внутри липкий страх только усилился. На улице подморозило, тусклый синеватый фонарь над подъездом освещал небольшой круг двора, за его пределами царила чернота. Климов закурил и вздрогнул от неожиданности: в кармане запиликал мобильный. Звонил Толстый.
– Ну как ты там? – услышал Климов. – Устроился?
– Да, все окей, спасибо, дружище,– ответил Климов, ощущая, что страх немного отпустил. – Я в порядке. Как сам, как семья?
– Чего с нами сделается, – усмехнулся Толстый. – Все по-прежнему. Саня вчера был, о тебе говорили. Он очень беспокоится. Хочет приехать на выходных.
– Не надо, – испугался Климов. – Я сам скоро приеду.
– Да? А Саня сказал, ты минимум на две недели заляжешь, – удивился Толстый.
– Я с профессором переговорил, он сказал, мой случай не слишком запущенный, – солгал Климов. – На днях вернусь, не надо приезжать.
– Ну и хорошо, – обрадовался тот. – Мы тебя ждем. Вечерину закатим. Тебе пить-то можно?
– Ты думаешь, меня транквилизаторами пичкают? – засмеялся Климов. – Можно, конечно!
– Сделаю тебе лучший Б-52, – в ответ заржал Толстый. – Ну, бывай, Андрюх. Рад, что ты молодцом. Звони.
– Пока, – попрощался Климов и отключился. На экране телефона высветилось сообщение о пропущенном вызове и смс-сообщении от Татьяны. Она писала, что суд по жилплощади состоится через три недели. Климов прочел и сразу удалил. «По крайней мере, когда начнется суд, с Ведьмой будет все ясно», – подумал он, но уверенности не почувствовал и понял, что сам себя ни в чем не убедил. Климову стало жутко и тоскливо одновременно. «Хоть бы завтра все это кончилось!» – он судорожно втянул в себя горький сигаретный дым и зашагал в темноту.
Спал плохо, ворочался, а перед пробуждением ему приснился странный сон. Климову снилось, что он ходит по огромной плохо освещенной комнате, тесно заставленной стеллажами из старого, почерневшего дерева, на полках которых располагались вперемежку книги и папки-скоросшиватели. Климов подходил к полкам, снимал папку, развязывал тесемки, и в руку ему высыпались какие-то засушенные листья, цветы, рассыпающиеся в мелкую зеленоватую пыль, как только он пытался прикоснуться к ним. Он открывал книги, но вместо книг попадались пустые обложки без страниц, заполненные той же сухой шелухой. В последней книге, которую он взял, вместо бумаги были переплетены тонкие листья бересты. В конце комнаты, между двумя рядами стеллажей, располагалась темная резная дверь. Климов подошел к ней, открыл и оказался на окраине какой-то деревни, в заснеженном поле. За полем стоял черный, без листвы, уже покрытый снегом лес. В отдалении слышались веселые песни и смех. Климов увидел девушек с венками на головах, в белых рубахах до пят с длинными рукавами. Девушки поочередно то водили хоровод, то играли в какую-то игру, наподобие «ручейка». Среди них выделялась одна, с самым пышным венком и черными длинными волосами, спускавшимися вдоль спины почти до колен. Она хохотала заливисто и заразительно, хлопала в ладоши и чаще остальных «водила». Климов залюбовался девушками, и ему, как всегда во сне, совсем не показалось странным, что девушки, одетые в тонкие белые рубахи, босиком, ничуть не мерзнут, летние цветы у них в венках не вянут и выглядят недавно сорванными. Вдруг черноволосая заметила его и протянула руки, призывая присоединиться. «Иди к нам!» – кричала она. Оказаться среди смеющихся молодых дев было так заманчиво, что Климов сделал несколько шагов, как вдругзаметил, что протянутые руки зовущей оказались у самого его лица, в то время как девушки водили хоровод метрах в пятидесяти от него. «Идисюда, иди!» – теперь уже вкрадчиво шептал голос черноволосой в самое ухо. Пальцы на неимоверно длинных руках манили, подзывали к себе… Климов вздрогнул и проснулся. За окном занимался поздний рассвет. Он протер глаза, понемногу пришел в себя. Часы на мобильном показывали половину девятого.
– Проспал, твою мать! – выругался Климов, соскакивая с кровати. Наскоро оделся, закрыл номер, слетел по лестнице вниз, бросил ключи на стойку ресепшн и уже через полсекунды бежал по направлению к вокзалу. На улице было морозно уже по-зимнему. Хрусткий ледок на лужах звонко ломался под большими климовскими башмаками, вчерашняя снежная грязь на тротуарах замерзла причудливыми скользкими массивами, напоминающими маленькие горы на школьных географических макетах ландшафтов. Но Климову было не до наблюдений, он пытался на бегу дозвониться Ивану. В трубке раздавались длинные гудки. Грачев трубку не брал.
«Не слышит», – задыхаясь, думал Климов. – «Наверное, ждет на вокзале». Через двадцать минут он вбежал в здание железнодорожного вокзала, но Ивана нигде не было. Климов подождал немного, потом решил, что, должно быть, Грачев уехал один и будет ждать его на месте. «Стоп, а ехать-то куда?», – промелькнуло у него в голове. Климов тупо уставился на большую схему пригородных сообщений и через минуту разглядывания разноцветных полосок с насечками станций вспомнил, как Николай, попутчик из поезда, рассказывал про дачу недалеко от Ковалевки, на 489м километре. «Молодец», – похвалил он сам себя и побежал за билетом, а потом на электричку, до отъезда которой оставалось меньше десяти минут. Едва успел Климов вскочить в вагон, как с протяжным вздохом за его спиной закрылись двери, поезд вздрогнул, тронулся и за окном сначала медленно, а потом все быстрее побежал назад освещенный зимним воспаленно-красным солнцем все тот же серо-синий металлический забор. Замелькали гаражи, однообразные кирпичные дома с черными скелетами деревьев во дворах. Потом город закончился, потянулись однообразные дачные общества с маленькими картонными летними домишками и убогонькими огородами, иногда перемежаясь с лесом и небольшими болотцами. Кроме Климова в вагоне сидели двое забулдыг в вязаных шапках и кожаных куртках поверх спортивных костюмов. В руках они держали бутылки пива в руках и пакеты семечек, шелуху от которых плевали прямо на пол. У самого выхода расположилась старушка в линялом берете и черном пальто с меховым воротником, на коленях ее покоилась большая потертая кожаная сумка. Забулдыги, по-видимому, похмелялись: отхлебывая пиво и лузгая семечки, они громко рассказывали друг другу похабные анекдоты и, икая, ржали. Старушка несколько раз недовольно оглянулась на пьянчуг, видимо, хотела сделать им замечание, но потом, вероятно, решила не связываться и рассеянно уставилась в окно. Через одну станцию забулдыги вышли, и наступиладолгожданная тишина.«Следующая станция платформа 498-й километр», – скороговоркой гнусаво объявил машинист. Климов направился к выходу, и тут толькоподумал, что было бы неплохо спросить, как пройти к Ковалевке со станции. Еще раз набрал номер Грачева, но Иван по-прежнему трубку не брал. Климов решил подойти к пожилой пассажирке.