Стефани Майер - Полуночное солнце
— Да, Розали... Но она тебе многим обязана. В любом случае, для нас было бы лучше уехать сейчас, пока никому не причинено вреда, чем позже, когда может быть совершено непоправимое. — Постепенно веселье в его голосе сошло на нет.
Я содрогнулся, услышав его слова.
— Да, — прохрипел я.
"Но ты не уедешь?"
Я вздохнул.
— Я должен, но...
— Что держит тебя здесь, Эдвард? Я никак не могу понять...
— Я не знаю, смогу ли объяснить... — Себе, впрочем, тоже. Я сам ничего не мог понять в том, что происходит.
Он долго изучающе вглядывался в моё лицо.
"Нет, не понимаю. Но ты имеешь право на свои тайны и вмешиваться в них я не буду. Это твоё личное пространство, и я его уважаю".
— Спасибо. С твоей стороны это благородно, особенно при том, что сам я беспардонно вмешиваюсь в личное пространство всех окружающих. — За одним исключением. И разве я не делал всё, что в моих силах, чтобы и её лишить этого пространства?
"У каждого свои недостатки! — снова засмеялся он. — Ну что ж, приступим?"
Он только что уловил запах маленького стада оленей. Даже в обстоятельствах получше нынешних этот малоаппетитный запах не вызвал бы большого энтузиазма, а уж сейчас, при таком живом воспоминании о чудесном аромате крови той девушки — и подавно. Фактически, от оленьего запаха у меня скрутило живот.
— Приступим, — со вздохом согласился я. Сколько бы я ни закачал сейчас в себя крови, это мало поможет.
Мы изготовились к охоте и неслышно устремились через ночной лес вслед за запахом.
Когда мы вернулись домой, похолодало. Растаявший раньше снег снова замёрз. Кругом засверкал иней: сосновая хвоя, резные листья папоротника, трава — всё казалось сделанным из тончайшего стекла.
Карлайл ушёл переодеться к ранней смене в больнице, а я остался у реки в ожидании восхода солнца. У меня было чувство, что я буквально разбух от количества выпитой крови. Ну и что? Даже если жажда сейчас не ощущается, в присутствии той девушки это будет иметь очень мало значения.
Холодный и недвижный, как камень, на котором сидел, я скользил взглядом по тёмной воде, струящейся рядом с обледеневшим берегом, не замечая её бега.
Карлайл был прав: мне надо уехать из Форкса. Они смогут пустить какую-нибудь историю, чтобы объяснить моё отсутствие. Учусь в интернате в Европе. Навещаю дальних родственников. Сбежал из дома. Не важно, что они придумают. Всё равно никому не будет до этого особого дела.
Всего пара лет — и девушка исчезнет. Она будет шагать по жизни дальше — у неё будет жизнь, которую она сможет полноценно и достойно прожить. Она будет учиться в колледже, повзрослеет, начнёт карьеру, возможно, выйдет замуж... Я вообразил, как девушка, одетая в белое, торжественно выступает под руку со своим отцом.
Я даже не ожидал той боли, которую причинила мне эта воображаемая картина. Откуда эта боль? Может быть, это зависть — ведь у неё было будущее, которого я лишён? Да нет, не в этом дело. Все люди, окружавшие меня, имели тот же потенциал — перед ними простиралась целая жизнь, и я завидовал им постоянно.
Я должен оставить девушку ради её будущего. Не рисковать больше её жизнью. Так было бы правильно. Карлайл всегда делает правильный выбор. Не мешало бы мне сейчас его послушаться.
За облаками поднялось солнце, и бледный свет разлился по хрустальному инею.
Ещё один день, решил я. Я увижу её ещё один раз, только один. С этим уж я как-нибудь справлюсь. Я даже, может быть, упомяну о своём возможном скором отъезде, подведу, так сказать, основание под дальшейший сюжет.
Будет невероятно трудно. Я не хотел уезжать, и это нежелание вынуждало меня придумывать оправдания для того, чтобы отодвинуть наступление неизбежного на два, три, четыре дня... Но я обязан был поступить правильно. Советам Карлайла можно доверять. Внутри меня был такой разброд, что я никогда не смогу прийти к правильному решению самостоятельно.
Я не мог разобраться в себе. Какую долю в моём нежелании уезжать занимает неотвязное любопытство, а какую — неудовлетворённый аппетит?
Я пошёл в дом переодеться перед школой.
Элис ждала меня, сидя на самом верху лестницы, ведущей на третий этаж.
"Ты опять уезжаешь", — укоризненно подумала она.
Я вздохнул и кивнул.
"Не вижу, куда ты отправишься на этот раз".
— Я ещё и сам этого не знаю, — прошептал я.
"Я хочу, чтобы ты остался".
Я потряс головой.
"Может, нам с Джаззом уехать вместе с тобой?"
— Нет, когда меня не будет здесь, чтобы стоять на страже, ты станешь им совершенно необходима. И ещё — подумай об Эсме. Ты одним махом хочешь лишить её половины семьи?
"Твой отъезд огорчит её".
— Я знаю. Поэтому ты должна остаться.
"Ну-у, я — это совсем не то, что ты... Сам прекрасно знаешь".
— Знаю. Но мне необходимо поступить правильно.
"Иногда правильное и неправильное трудно отличить друг от друга, тебе не кажется?"
Она погрузилась в одно из своих причудливых видений. Я следил, как мелькают и кружатся неясные образы. Увидел себя в хороводе странных теней, о которых не мог сказать, что они такое — так их формы были туманны и размыты. И вдруг — кожа моя засверкала в лучах яркого солнца, на маленькой поляне посреди леса. Это место было мне знакомо. На поляне кто-то был вместе со мной, но опять же, силуэт был так плохо различим, что невозможно было понять, кто это. Образы дрожали и мерцали, когда миллионы вероятностей перестраивали картину будущего снова и снова.
— Не многое же я из этого понял, — сказал я, когда видение померкло.
"Я тоже. Твоё будущее так быстро меняется, что я не могу за ним уследить. И всё-таки, я думаю..."
Она остановилась и прокрутила в голове целую коллекцию других видений, касающихся меня. И все они были такими же — неясными и неустойчивыми.
— Я думаю, грядёт какая-то перемена, — сказала она вслух. — Ты стоишь на разветвлении жизненных дорог.
Я угрюмо засмеялся.
— С чего это ты заговорила, как цыганка на ярмарке?
Она поддразнила меня, показав свой маленький язычок.
— Но сегодня всё будет хорошо, правда? — спросил я с внезапной тревогой в голосе.
— Я не вижу, чтобы ты кого-нибудь сегодня убил, — заверила она.
— Спасибо, Элис.
— Иди одевайся. Я никому ничего не скажу. Ты сделаешь это сам, когда будешь готов.
Она встала и скользнула вниз по лестнице. Плечи её слегка ссутулились от огорчения.
"Мне будет тебя ужасно не хватать".
