Сакс Ромер - Зеленые глаза Баст
Гаттон поднялся и вздохнул.
— Мистер Аддисон, — начал он, — я всегда считал, что именно эти исключения, не вписывающиеся в общую картину дела, эти из ряда вон выбивающиеся детали, являются самыми ценными уликами. Лично меня, как правило, ставят в тупик очевидно простые случаи, в которых глазу не за что зацепиться.
Я усмехнулся.
— В этом плане на тайну «Оритоги» жаловаться грешно, — сказал я. — Как заметил один мой коллега, дело безумно, словно «Алиса в стране чудес»!
Вскоре Гаттон отправился в Ред-Хаус, а я вызвался сопровождать его: мне было чрезвычайно интересно узнать, как именно было совершено убийство сэра Маркуса. Коутс довез нас с Гаттоном до Ред-Хауса и, поскольку я собирался позднее встретиться с Изобель, остался ждать у ворот.
Хотя час был еще очень ранний, у ворот особняка успела собраться довольно большая толпа зевак, привлеченных вниманием прессы к сенсационному преступлению и решивших лично взглянуть на место загадочной трагедии.
Лондон — город любопытствующих. Даже банальнейшее дорожное происшествие привлекает зрителей, а уж дом, в котором, вероятно, произошло убийство, не может не стать центром притяжения для праздношатающихся со всей округи.
Наше прибытие несколько всколыхнуло пеструю толпу зевак на тротуаре. Вопреки всем усилиям охраняющего здание констебля, мужчины, женщины и дети настойчиво осаждали главные ворота и вглядывались в пустой дом, точно ожидая, что в одном из окон вот-вот промелькнет лицо убийцы или призрак жертвы. Перед гаражом также собралось немало любопытных, но стоило нам с Гаттоном направиться по дорожке к дому, как они потянулись в сторону ворот.
— Интересно, — произнес я, — а нет ли среди зевак разыскиваемого нами Игрека? Говорят, убийц неудержимо тянет на место преступления.
— Почему бы и нет? — ответил Гаттон. — Как бы то ни было, в толпу затесались по меньшей мере два детектива из Скотланд-Ярда, так что Игреку не помешает держаться настороже.
Через несколько секунд я опять оказался в прихожей Ред-Хауса, но теперь я ощущал гнетущую атмосферу тайны, что царила здесь. Само безмолвие заброшенного дома будто излучало зло. Конечно, я не сомневался, что сам нагнал на себя страх жуткими мыслями об этом месте; но в то же время чувствовал, что если накануне, когда мы делали одно открытие за другим, я чаще всего испытывал удивление и любопытство, в это утро их сменило нечто более зловещее; я вдруг осознал, что напряженно прислушиваюсь, хотя не было слышно ни звука, и подспудно задаюсь вопросом, какой секрет таится в этом опустелом жилище.
По приказу Гаттона комнату с накрытым для чудовищного ужина столом не тронули, и мы вновь стояли и смотрели на безупречно чистые салфетки и скатерть и сверкающее серебро. Я слушал, как на камине тикают часы и уныло глядел на винную бутылку в ведерке, наполненном вместо льда мутноватой водой. На столе было блюдо с фруктами: персиками, абрикосами, нектаринами; через открытое кем-то окно в дом попали несколько крупных ос, и теперь они с сонным жужжанием летали над блюдом. И наконец, рядом с часами стояла фотография Изобель.
Я безрезультатно оглядывал комнату в поисках следов борьбы, но предмет интереса моего спутника был не столь очевиден. Он опять направил все свое внимание на стену, подоконники и косяк двери.
— А, — неожиданно сообразил я. — Я понял, что вы ищете! Некую связь между комнатой и гаражом?
Гаттон, на коленях исследовавший нижнюю часть дверного полотна, с мрачной усмешкой поднял взгляд.
— Может, и так, — ответил он.
По голосу инспектора я догадался, что его изыскания вновь обернулись провалом. Вскоре, отказавшись от дальнейших поисков, он поднялся на ноги и какое-то время пристально смотрел на нишу за одним из высоких стульев, придвинутых к столу. Мы уже заглядывали в нее, но ничего не обнаружили. Гаттон подошел ближе и отодвинул портьеру, закрывавшую углубление в стене.
Ниша имела около четырех футов в ширину и трех в глубину и не содержала никакой мебели или украшений.
— Вы не находите этот альков довольно любопытным? — спросил он.
Я долго вглядывался внутрь, но ничего особенного не увидел.
— Нет, — сказал я, — разве что идея завесить нишу портьерой не совсем обычна.
— И какой портьерой! — произнес Гаттон, щупая ткань.
Я тоже коснулся материала пальцами и понял, что это необычайно тяжелый бархат. Взглянув вверх, я заметил, что портьера держалась на карнизе. Он был закреплен так высоко, что завеса доходила до самого потолка.
— А кроме самой ткани, — продолжал Гаттон, хитро поглядывая на меня, — вы ничего не замечаете?
— Нет, — признался я.
— Ладно. Возможно, вы помните, что вчера при осмотре комнаты мне пришлось повесить портьеру на спинку стула, который я придвинул сюда специально, чтобы проверить альков.
— Да, так и было, помню, — подтвердил я.
— И вам это не кажется странным? Если вы соблаговолите взглянуть вверх, на крепления, вы заметите, что портьера не укреплена на кольцах. Иными словами, не предполагалось, что ее будут отдергивать. К тому же это цельное полотно, и если бы кому-то пришло в голову зайти в нишу, ему пришлось бы отодвинуть портьеру в сторону и отпустить — и она опять закрыла бы проход за его спиной.
Я внимательнее пригляделся к занавесу и согласился с выводами инспектора, но заметил и еще кое-что.
— Комната одно время освещалась газовым рожком! воскликнул я. — Здесь, под планкой для картин, клапан.
— В большинстве домов в этой местности есть и газ, и электричество, — задумчиво произнес Гаттон.
Но не успел он договорить, как я увидел, что выражение его лица изменилось и он мгновенно внес стул в нишу.
— Придержите портьеру, — скомандовал он.
Встав на стул, он принялся изучать небольшой газовый клапан, замеченный мной. Какое-то время я молча наблюдал за ним.
— Как думаете, что это? — спросил я.
Инспектор посмотрел через плечо.
— Кажется, я обнаружил улику! — ответил он.
Глава 10 Роковая улика
Изобель вошла в комнату и направилась ко мне. Никогда доселе она не казалась мне столь прекрасной — в простом утреннем платье, с восхитительными рыжеватыми солнечными бликами в волосах. Но в ее взгляде по-прежнему жил страх. Поднявшись ей навстречу, я не мог не заметить, что она старается перебороть охватившее ее нервное напряжение.
— Вы переживаете за Эрика? — спросил я после обмена довольно формальными приветствиями, которые, как мне показалось, помогли нам скрыть эмоции. Мне точно, и ей, как я узнал позднее, тоже.
