Сергей Челяев - Новый год плюс Бесконечность
Нежданно грустная улыбка озарила ее лицо. Но затем девушка упрямо мотнула головой, точно птица, встряхивающаяся поутру от прохладной росы. Твердыми шагами, не свойственными больной, Мари вышла из залы и оставила позади себя совершеннейшую немую сцену.
Первым пришел в себя Вадим.
— Это… это просто неслыханно! Бог мой! Неужто дражайшие мои родители всерьез когда-то могли… Остановить свой выбор на девушке, которая с легкостью достает из ридикюля разорванных крыс? Это что — тоже девичьи капризы? Да ведь тут просто анфан террибль какой-то… в юбке к тому же. Пьер! Мы немедленно пакуем чемоданы.
— Как вам будет угодно, — склонил голову слуга. Он уже завернул мыший трупик обратно в шелковую тряпицу и спрятал. — Но, хозяин, прежде мы должны освободить Арчи…
И он почтительно взглянул на крестного. Тот, однако, выглядел крайне заинтересованным чем-то, даже — оживленным.
— А вы обратили внимание на куклу, господа?
— Знаете, уважаемый Дроссельмейер, — в сердцах воскликнул молодой человек. — Мне кажется, что она, Мари то есть, просто чокнулась на этом проклятом зверозубе! Вы слышали, на что она намекала? Мне уже вполне понятно, а вам, господин крестный, полагаю, и доподлинно известно. Юная мадемуазель Мари питает сердечную склонность лишь к одному существу — своему чертову щелкунчику, вот что я вам скажу.
— Возможно, возможно, — увлеченно пробормотал крестный. — Но сейчас — вы не обратили внимания на одну очень существенную деталь касательно ее куклы?
— А как же, — меланхолично отозвался Пьер. И осторожно указал пальцем на свой рот.
— Ага! — вскричал Дроссельмейер, потирая руки от удовольствия. — С вами положительно интересно иметь дело, господин Пьер.
— А в чем, собственно, дело? — подозрительно воззрился на них молодой баронет.
— Вы не заметили, что случилось с зубами куклы? Этого щелкунчика? — спросил крестный, глядя в упор на баронета.
— Вроде, нет, — озадаченно пробормотал Вадим. — Хотя постойте… Они были в чем-то испачканы, по-моему.
— Они были красные, — коротко бросил Дроссельмейер. — Точно от крови.
— То есть как? — опешил Вадим, натужно соображая под сочувственными и понимающими взглядами крестного и слуги. — Вы что же, хотите сказать, что этот ее… что чертов щелкунчик нынче ожил, поймал и убил мышь? После чего, как кот, отдал ее хозяйке?
— Почему бы и нет? — философски заметил Дроссельмейер. — Ведь факт налицо: у куклы были окровавленные зубы. И, самое странное, что этого не заметила Мари.
— Или же заметила, — прибавил слуга. — И отчего-то пожелала продемонстрировать это в высшей степени странное и печальное обстоятельство господину баронету.
— Вот именно, — подтвердил крестный. — Странное и печальное.
Вадим с минуту смотрел на обоих. После чего горестно покачал головой.
— Знаете, господа… После столь вызывающей и мерзкой сцены я уже ничему не удивлюсь. Даже тому, что мадемуазель Мари могла сама поймать эту несчастную мышь и расправиться с нею посредством щелкунчика. Механизм его, знаете ли, вполне позволяет…
Крестный и слуга одновременно уставились на баронета с одинаковым выражением на лицах.
— Как вы сказали? — слегка заикаясь, переспросил Дроссельмейер.
— А что такого? — равнодушно осведомился Вадим.
— Хозяин хотел сказать, что это мадемуазель Мари защищает куклу от мышей, — бесстрастно промолвил Пьер.
— Что-о-о?
Теперь настала пора удивиться уже молодому человеку. Физиономия баронета вытянулась, и он стал похож тоже на какого-то незадачливого грызуна, перепуганного крылатой и страшной тенью, только что стремительно скользнувшей к нему с высоты.
— Полно, Пьер! — пожал он плечами. — Я вовсе не хотел сказать… этакого! То была попросту неуместная и глупая шутка, высказанная в сердцах. Поскольку все мы теперь раздосадованы и… увлечены… Разумеется, мадемуазель, судя по сегодняшнему, тоже слегка… эксцентрична. Но, помилуйте — не до такой же степени!
— А деревянная кукла, охотящаяся по ночам на мышей в канун Нового года, вас, баронет, стало быть, не столь сильно смущает? — слегка прищурился крестный.
— Милого друга и защитить порою надобно, — непонятно к чему произнес Пьер. Однако Дроссельмейер, похоже, его прекрасно понял. И они хитро и понимающе посмотрели друг на друга как два убежденных заговорщика.
— Полноте вам, — махнул рукой молодой человек. — Давайте же, наконец, думать, как нам спасти несчастного Арчи. Мне кажется, господин Дроссельмейер, это — более по вашей части.
— Что ж, подумаем вместе, — согласился крестный. — Мне кажется, ответ отчасти заключен и в этом щелкунчике. Как бы нам не пришлось еще и защищать его. Как Мари, например. Что же до Арчи, то проще всего снять заклятие, разумеется, именно тому, кто его и наложил. Но утро должно объяснить вечер. Ночью вершатся только темные дела.
Несколько мгновений Вадим в замешательстве смотрел на Дроссельмейера, после чего скрипнул зубами и в нетерпении увлек его за собой.
— Ну, хватит. Будем надеяться на свои силы и ваши возможности. Признаться, я огорчен, что мне придется ждать до завтра. Отныне я не намерен оставаться в этом доме ни минуты лишней.
— Тогда проследуем в ваш кабинет, — предложил крестный. — Нам необходимо до завтра кое-что приготовить.
И трое мужчин спешно направились из елочного зала вон. В дверях Пьер обернулся и с сожалением посмотрел на елку, туда, где средь ветвей безмолвно и бесчувственно висел его злосчастный товарищ и компаньон. После чего вздохнул, покачал головой и поспешил по коридору вслед за своим хозяином. После полуночи он собирался сюда вернуться.
Большие часы в гостиной тихо пробили половину двенадцатого.
В другом конце дома большая деревянная кукла с оскаленными зубами беззвучно шевельнулась. Ее огромная голова лежала на подушке возле горячего плеча девушки. Мари спала и во сне понемногу забывала все, что с нею произошло полчаса назад. То, что с ней случилось гораздо раньше, почти полдня назад, она уже забыла навсегда.
— Ну, полно, хватит уже, — не то прошептала, не то прошелестела кукла. Глаза ее несколько раз открылись и закрылись вновь, точно кукла попробовала послушность органов и членов. Затем согнулась рука, вытянулась нога, тело покачалось из стороны в сторону, как причудливый маятник. И наконец, пришли в движение зубы. Кукла тихо прищелкнула ими, затем еще и еще.
Потом свесила одну ногу через край кровати, выпростала тело из-под одеяла и неловко соскользнула на прикроватный коврик. Толстый персидский ворс смягчил стук деревянного тела о пол. Щелкунчик встал и медленно повернул голову, зорко всматриваясь в лицо спящей. Оно было спокойно и безмятежно. Мягкая прядь легла Мари на щеку и колебалась под легким дыханием девушки, благополучно забывающей теперь все, чего помнить ей, по мнению щелкунчика, было не должно. Затем кукла удовлетворенно отвернулась и прищелкнула стругаными некрашеными пальцами.
