Луиза Хоффман - Дом интриг
Сара рассмеялась, и меня вновь поразило, до чего она хорошеет, когда позволяет себе на минутку расслабиться. Она помолодела от этой улыбки на несколько лет.
— Нет, Дженни, не стоит. Мне и одной-то скоро уже будет нечего тут делать. Особенно в такое время года.
— И все-таки надо же будет чем-то занять время.
— Ну, хорошо, посмотрим. А ты вообще работаешь или… — Она осеклась и торопливо прибавила: — Нет, конечно же нет. Зачем тебе работать в твоем положении?
— Верно, но раньше я работала. Сейчас такое время, все работают. Я была совладелицей магазинчика, работала там вместе с подругой Энджи Уильямс. Но после автомобильной катастрофы я потеряла к этому интерес и позволила Энджи выкупить мою долю.
— А чем ты теперь намерена заниматься, Дженни? Теперь, когда у тебя много денег?
— Честно сказать, не знаю. Последние месяцы у меня было столько переживаний, что я никак не выберу минутку подумать о будущем. Однако понимаю, что рано или поздно должна буду сделать какой-нибудь выбор.
— А у тебя есть на примете друг, за которого ты могла бы выйти замуж?
— Однажды я была помолвлена в течение нескольких недель, но, к счастью, мы оба вовремя поняли, что у нас ничего не получится.
— И теперь никого нет?
Я подумала о Джефе. Вот с ним, пожалуй, могло получиться.
Все казалось таким простым, я была настолько уверена в том, что нашла мужчину, которого ждала… Но, видно, у Джефа на этот счет совсем другие планы.
Я печально покачала головой.
Мы прекрасно провели с Кевином вечер. Он был нетребовательным кавалером, и я почувствовала, что в моем обществе его наивное отношение к жизни словно поднялось на новый уровень. В отличие от молодых людей, с которыми я зналась в Лондоне, в нем абсолютно отсутствовали болезненные амбиции, нахальство, и казалось, он рад принимать жизнь такой, какая она есть, и получать удовольствие от простого. Мне пришлось по душе и его чувство юмора, которое было таким же наивным. Однако, несмотря на всю простоту и незамысловатость, его отнюдь нельзя было назвать глупым человеком.
Впрочем, мы провели бы вечер еще лучше, если бы не привлекали к себе так много ненужного внимания. Люди не уставали с любопытством смотреть на нас, а когда мы проходили мимо, оборачивались нам вслед. Я понимала, что вся округа взбудоражена слухами и что пройдет еще немало времени, прежде чем ко мне перестанут относиться, как к уродцу в балагане.
Проталкиваясь сквозь толпу танцующих к бару вместе со мной, Кевин сказал:
— Надеюсь, тебя все это не очень смущает, Дженни? — Мы уже перешли на ты. — Балликейвен — сонный городок. Ты — единственное развлечение здесь за все последние годы.
Я не могла не рассмеяться его манере выражаться.
— Меня это как раз не очень беспокоит. Остается надеяться, что Сара так же отнесется к этому. Хотя ее может расстроить…
— Могу поспорить, что этого не будет, — уверенно сказал он.
— Ты говоришь с такой уверенностью…
Мы подошли к стойке бара, и Кевин сделал заказ. Потом, слегка улыбнувшись, он сказал:
— Да, я в этом абсолютно уверен. Сара живет в своем собственном мире и глуха ко всему, что происходит за его пределами. По крайней мере делает вид. Еще никому не удавалось пробиться в ее мир, так что обидеть ее невозможно. Пожалуй, задеть ее можешь только ты…
Смешинки исчезли из его глаз, и он сказал уже совершенно серьезно:
— Но ты ведь не будешь ее обижать, Дженни?
— У меня этого и в мыслях не было. Ты хорошо к ней относишься, Кевин?
— Да. Хотя поначалу, признаюсь, этого не было. Но со временем она рассказала мне кое-что о своей жизни, и я начал понимать ее.
— Она когда-нибудь говорила тебе обо мне?
— Нет, никогда. До сегодняшнего дня я не знал ничего о тебе. Впрочем, она упоминала как-то о пережитой ею трагедии и о том нервном потрясении, которое она испытала во время немецкого налета в Лондоне.
Кевин переждал, пока бармен поставит перед нами бокалы и уйдет. Взглянув на лицо бармена, я поняла, что он не особенно рад нашему присутствию в его заведении.
Когда он отошел, я сказала Кевину:
— Я хотела бы забрать Сару отсюда.
— Она никогда не уедет, Дженни. Думаю, ее бесполезно даже уговаривать. Она любит свою старушку ферму.
— Ты что, шутишь?
— На полном серьезе. Наверно, я знаю Сару лучше, чем кто-либо здесь, и чувствую, какая у нее привязанность к этому месту. Если честно, то у нее просто сердце разрывалось, когда муж стал проматывать хозяйство. С тех пор у нее единственная мечта: вновь все наладить и встать на ноги. Она изо всех сил пытается это сделать. Однако без капитала это безнадежное дело.
— Не верю своим ушам, — сказала я. — Ей не может, просто не может нравиться жить в этом старом и мрачном доме. Она просто боится его. И я знаю, что соседство с морем приводит ее в ужас. Да и окружающие относятся к ней, как к прокаженной. Неужели это может понравиться? Неужели в таких условиях можно быть счастливой?
— Я не говорю, что она счастлива. Это все от беспомощности, от бессилия. Когда Шон умер, она поклялась, что вернет землю, которую они продали. Вместо этого, несмотря на адскую работу, ей пришлось продать еще земли. А люди считают, что это она виновата в том, что Шон пристрастился к бутылке, они уверены, что ферма пришла в упадок из-за нее. Но это все неправда.
— Она мне в общем все объяснила…
— Если хочешь знать мое мнение, эти неудачи и неизбежное в таких случаях чувство ущербности лишают ее сил. Но я уверен, что, если бы ей удалось поправить дела, она вернула бы свою гордость и вновь могла жить нормально. Она никогда в этом не признается, но в глубине души хочет, чтобы люди относились к ней с уважением. И знает, что к этому существует один-единственный путь.
— Поправить дела в хозяйстве?
— Именно так. Последние годы это цель, ради которой она еще борется.
— Ты уверен? — Я все еще не могла в это поверить.
— Абсолютно.
— Но она совсем не похожа на тех женщин, которые добровольно хоронят себя в сельской глуши.
Кевин рассмеялся:
— О Святая Мария и Иосиф, какая же ты неверующая, Дженни! Хочешь доказательств? Так вот, если ты не веришь мне на слово, испытай ее. Предложи ей заграничное путешествие, поездку в Лондон, да хоть на Луну! И ты увидишь, прав я или нет.
Я хотела помочь Саре. Все-таки она дала мне жизнь, и я чувствовала свой долг перед нею. И однако, несмотря на убежденность, которой был проникнут Кевин, я отказывалась верить, что лучшим выходом из положения была бы финансовая поддержка этого ветхого хозяйства.
Мы рано ушли с танцев. Сара говорила, что не ляжет спать до нашего прихода, так что мне не хотелось, чтобы ей пришлось ждать нас очень долго.
