Коллектив авторов - Страхослов (сборник)
– Ты не о том думаешь, Клара. Дело не в оскорблении Дю Руа на сцене. Не это интересно и подозрительно. Интересно, что все молчат по этому поводу.
– Молчат?
– Почему Гиньоля не вызвали на дуэль? Если Дю Руа не готов сражаться сам, то многие из его друзей вполне могли бы застрелить наглеца.
– Во французских дуэлях нет чести, – прокомментировала Юки. – Пистоли… ха!
– По какой-то причине Гиньоля не трогают. Кто-то его защищает. Он осмеливается оскорблять тех, кто легко мог бы заткнуть ему рот.
– Тебе просто мерещатся масонские заговоры. Или заговоры иезуитов, – хмыкнула Клара. – Чем ты лучше Дю Руа с его одержимостью евреями?
Ее слова обидели Кэйт, но она стояла на своем.
– Я подозреваю, что если мы выясним, почему Легион Ужаса терпит Théâtre des Horreurs, мы узнаем, кто стоит за этими убийствами. Если все приобрело настолько широкий размах, как кажется, то по собственному опыту вам говорю: никто не поблагодарит нас, если мы вытащим истину на свет божий… Если нам вообще позволят это сделать.
Перс улыбнулся, что для него было большой редкостью.
– Мисс Рид, боюсь, возникло некоторое недоразумение… Наше агентство наняли не для того, чтобы посадить убийц на скамью подсудимых, а для того, чтобы покончить с ними.
Оставалось обсудить кое-что еще.
Кэйт показала прорези на рукаве.
– Ты просто где-то зацепилась по неаккуратности, – поморщилась Клара.
– Значит, ты тоже.
Кэйт указала на три параллельных разреза на ее корсаже прямо над бедром. Клара повернулась, и дыры разошлись, как раны.
Она присвистнула.
– Я ничего не заметила.
Юки обнаружила аккуратные, точно декоративные, разрезы на своем кимоно – на рукаве.
– Чтобы мы не заметили этого, ткань должны были взрезать чем-то очень острым, – сказала японка. – Тонкие лезвия. Умелая рука.
Она взяла три чайные ложки и вложила их между пальцами, а потом сжала кулак. Ложки торчали, точно когти. Она взмахнула рукой, демонстрируя, как был произведен удар.
Кэйт подозревала, что Юки может ранить противника этими ложками сильнее, чем обычный апаш ножом.
Ей вспомнились острые накладные ногти на руке Гиньоля, три крошечных кинжала, торчавшие из дыр в перчатке.
– Я видела… мне показалось, я видела Гиньоля, – сказала Кэйт.
– Человек в маске, – напомнила Клара. – Он может оказаться кем угодно.
– Я его тоже видела, – кивнула Юки. – Настоящего Гиньоля. Того, из театра. Другой костюм, другая маска… но глаза те же.
Перс даже бровью не повел.
– Думаю, мы можем считать это предупреждением. Мы все живы только потому, что Гиньоль оставил нас в живых.
Юки опустила ложки. Невзирая на то, что бой так и не состоялся, она прикидывала свои шансы в дуэли: зонтик против когтей. Что ж, быть может…
Клара была вне себя от возмущения. У нее было меньше платьев, чем хотелось бы. Из Китая она уехала, прихватив всего пару драгоценностей, которые можно было выгодно продать. Европейские модные наряды были ей не по карману. Итак, она попросила денег на швею – сверх обычного жалования. Перс возразил, сказав, что все необходимые наряды они могут брать в костюмерной. В результате давней договоренности месье Эрик мог пользоваться имуществом Оперы. Кэйт подумалось, что забавно будет увидеть Клару, щеголяющую в костюме Эмилии из Ливерпуля[122] или Марии Стюарт. Сама же она просто достанет нитку и иголку, которые всегда брала с собой в дорогу, и зашьет рукав, так что никто ничего не заметит.
Англичанка осматривала прорези на своем платье, касаясь уцелевшей кожи и не сломанных ребер. Тело у нее тоже было белым, как фарфор. Может, она принимает ванны с мышьяком или белизной?
– Это было не предупреждение, – покачала головой Юки. – Змеи никого не предупреждают. Они просто кусают. Это приглашение?
– На танцы вечером? – фыркнула Клара.
Кэйт вспомнился танец в кафе. Апаш, гонявшийся за своей девушкой и избивавший ее под музыку. Пощечины и порезы – все, как мужчинам нравится.
– Может, просто отрубим этому клоуну голову? – мрачно предложила Клара. – А потом сожжем этот дурацкий театр дотла. Это решит проблему Гиньоля. Нет театра – нет театральных убийств.
– Легко сказать, – возразила Кэйт. – Слишком уж много масок Гиньоля. Сложно будет выбрать, кому нужно рубить голову.
– Давайте отрубим их все. Соберем целую гору отрубленных голов.
– Тебе стоит заняться театральным делом, Клара. Я знаю один театр, где твой талант оценят по достоинству.
Клара вдруг состроила рожицу и очень по-детски показала Кэйт язык. Та, не сдержавшись, рассмеялась.
Перс остановил эту перепалку.
– Ангелы, прошу вас… Мы ведь не в школе. Прошу вас оставаться в рамках пристойности. Последние события нужно воспринимать серьезно. Месье Эрик очень резко реагирует на любые действия, направленные против его агентов. Будут… приняты ответные меры.
– То есть мы можем пасть первыми жертвами в войне масок?
– Мисс Рид, агентство «Призрак Оперы» не допустит, чтобы с вами что-то случилось.
– Человека, способного на такое, будет трудно остановить. – Юки все еще потрясенно взирала на разрезы на своем кимоно.
Следующие несколько дней Кэйт провела, пытаясь установить связь между Гиньолем и Жоржем Дю Руа и его кругом.
Представляясь (в определенном смысле правдиво) иностранной журналисткой, она ходила к давним знакомым из парижской прессы и часами сидела в пыльных архивах газет и официальных документов. Пока что это ничего не дало, но хотя бы ее знание французского стремительно улучшалось. Она обещала присылать материалы в «Газетт», если ей попадется что-то, что может заинтересовать английских читателей, и потому, ничего не сказав об этом Персу, набросала черновик статьи о моде на Гиньоля – с описанием своего вечера в Théâtre des Horreurs. В Лондоне считалось, что в Париже развлечения куда пикантнее, чем на родине. Естественно, английские газеты были обязаны описывать во всех подробностях ужасные, непристойные развлечения, от которых уберегли британских зрителей.
Она оставила свою carte de visite[123] в мрачном отеле «Эльзас», где жил Оскар Уайльд. Консьерж сказал, что поэт плохо себя чувствует, а потому не может принять товарища по изгнанию. Выйдя на рю де Бо-Ар, Кэйт догадалась, в какой комнате он живет, – там приоткрылась занавеска. Кэйт скучала по прежнему Оскару. Его любовь к сплетням помогла бы раскрыть это дело. Уайльд уже вышел из тюрьмы, но жил теперь в Париже – Золя же укрылся в Лондоне, чтобы тюрьмы избежать. Власти преподали им урок: гению не стоит забываться.
