Кирилл Клерон - Вампиры в Москве
(— хм, почти все правильно, интересно бы найти этого Бертолле да расспросить, откуда все это знает):
— Стоп, стоп, спасибо. Надеюсь, вы не собираетесь читать всю эту книгу до конца.
— Как угодно.
— Барон, позвольте задать вам один вопрос.
— Пожалуйста.
— А автор этой книги, он еще жив?
— Не думаю, она написана более ста лет назад.
— Нда… Как неприлично давно. Значит, даже такой квалифицированный специалист, наверняка общавшийся с кем-нибудь из наших, не знал секрет средства. Или не додумался его обменять. А вы хотите…
Страдание исказило и без того малосимпатичное лицо барона и Дракула постарался смягчить ситуацию:
— Не надо обижаться, любезный друг, прошу вас. Вы должны правильно понимать мой скептицизм. Кругом шастает масса шарлатанов-чернокнижников, готовых чуть ли не завтра превратить железо в золото. Когда их резонно спрашиваешь, почему они не сделают это самостоятельно и не озолотятся в одиночку, то рассказывают одну и ту же традиционную байку. Уж вы то должны знать.
— Да уж, знаю — ограбили по дороге и не хватает денег закончить эксперименты. Сплошная ложь. Поэтому я в алхимиках разочаровался, а кое-кто из них и жизни лишился. Но моя уверенность касается только Локкуса.
— Почему?
— Скажем так: я обладаю некими не вызывающими сомнения документами.
— Допустим, но повторяю, как вы думаете проверять средство? Вы предлагаете мне делать вампиров и посылать их на смерть под лучами солнца?!
— Нет, другое. После одного соответствующего укуса человек никогда не станет вампиром, но уже будет отрицательно реагировать на солнечный свет и людскую пищу. Ведь так?
Ведь так. И, в принципе, экспериментировать в переходный период можно не нарушая заповеди Не убий брата своего, которую вампиру куда сложнее преступить, чем человеку. Однако, к чему эти опыты, пусть и безобидные, если основной цели не достигнуть?!
— Барон, примите мой искренний комплимент — вы хорошо подготовились к нашей встрече.
— Спасибо. Так вот, на подопытных кроликах мы и будем проверять действие Локкуса и, даже если ничего не получится, пища останется вам компенсацией за потраченные силы и время. Это устраивает?
— Вполне. Но, боюсь, вы могли бы иначе использовать оставшееся время — например, молиться за спасение своей грешной души.
Однако Надсади уже не обращает внимание на мелкие колкости. Он добился главного — возможности экспериментировать и теперь не хочет терять ни минуты. Однако, за спорами из разговора исчезло главное:
— Но перед отъездом я хочу услышать ваше обещание сделать меня вампиром в случае успеха.
( — и после этого ты отстанешь?):
— Обещаю.
С неожиданное резвостью барон устремляется к карете. Он чувствует шанс.
С тех пор, примерно каждые два месяца, Надсади появлялся в Келеде с парнем или девушкой, иногда крепостными, а иногда и приговоренными к смертной казни и выкупленными у короля. Перед опытом их заставляют долго дышать над тлеющим дурманом и другими галлюциногенными травами, после чего он становится спокойным и безразличным. Один или два укуса любви, несколько капель «чудодейственного» средства и его выставляют на солнечный свет во внутреннем дворе Главной Башни. Йон или Раду, легко жертвующие ради этого действа своим дневным сном, внимательно наблюдают за происходящим действом сквозь специально закопченное стекло.
Проходит несколько мгновений и кролик падает на землю, страшно агонизирует и бьется в конвульсиях. От заторможенности и равнодушия не остается и следа. Он кричит нечеловеческим голосом, что его тело и душу жжет солнце, умоляет, чтобы поскорее убрали в темноту. Эмиль и здоровенный верзила Тодо — верный охранник барона, выполняют просьбу, переводя беднягу обратно в подземелье и сажая на цепь у одного из столбов. Его дальнейшая участь предрешена.
Хозяева Келеда только посмеивались над очередным фиаско незадачливого экспериментатора и сыпали колкостями, но барон сохранял редкостное спокойствие и не унывал. В нем чувствовалось непонятная уверенность в положительном итоге и беспокоило только одно — лишь бы хватило времени, лишь бы смерть не явилась слишком рано.
ИЗГНАНИЕ РАДУ
Старый граф Влад злобно расхаживал по просторному залу на третьем этаже своего мрачного замка. Вдоль стен стояли рыцарские доспехи, звеневшие от каждого шага, стены украшали многочисленные мечи и секиры, шлемы и латы. Все это хранилось в память о самых разных войнах, которые вели на этих землях и сам Влад, и его предшественники. Именно здесь, медленно переходя от предмета к предмету, часами разглядывая их детали, он любил вспоминать ту жизнь, полную сражений и интриг, именно здесь обсуждал с семьей наиболее важные вопросы. Хотя, обсуждал — громко сказано. Пока еще ничьи советы и ничье мнение не могли серьезно повлиять на его решения. Но сегодня — особый случай.
Огромные стенные часы отбивали полночь — удивительный миг смерти старого дня и зарождения дня нового, тонкая грань вчера и завтра. Острая бритва незримо разрезала ткань времен и тяжелый медный звук заставлял непроизвольно сжиматься сердце. Даже такое, холодное и почти не бьющееся, как у Дракулы.
У раскрытого окна стоял младший сын Ион и рассеянно смотрел на звезды. Он прекрасно знал, что если отец не в настроении, лучше первому разговор не начинать. Вообще лучше молчать.
— Я ему сказал, чтобы пришел ровно в полночь! Он специально сидит в своей комнате, дабы опоздать, хоть на пять минут, но обязательно опоздать.
— Может, какие дела…
— Я знаю его дела! Сначала вырезает свои дурацкие поделки, а потом, как дикий зверь колобродит по деревне. Но ничего, сейчас ему будет не до…
Граф не успел закончить фразу. Медленно открывая скрипучую тяжелую дверь, в зал столь же медленно вошел Раду. Он не спешил, как бы говоря:
(— я послушный сын, но не очень):
— Здравствуй, отец!
— Ты опаздываешь…
— Совсем чуть-чуть…
— Но я хотел, чтобы ты пришел ровно в полночь. Что же задержало ваше величество?
Но Раду не собирался извиняться и тоже перешел в наступление:
— Отец. мы живем очень долго, безумно долго. Тысячи часов ты бессмысленно расхаживаешь по этом дурацкому замку, перелистываешь бестолковые трактаты и фолианты, смотришь в пустоту. И пять минут опоздания приводят тебя в дурное расположение духа?! По-моему, ты несколько предосудителен, по крайней мере, относительно меня.
— Возможно и так. А что касается моего духа, он как раз спокоен, хотя сам я в бешенстве. И причина не в минутах опоздания и даже не в том, что ты опаздываешь демонстративно. А вот своими сомнительными подвигами ты ставишь под угрозу ту жизнь, которую мы уже давно ведем в согласии с жителями моих владений. Веская причина для бешенства?!
