Вера Крыжановская - Адские чары
— Ты — моя, и моей останешься. Берегись и не смей принадлежать другому, а не то я высосу твою жизненную силу и убью тебя так же, как и ты лишила меня жизни.
Киру словно ударило по голове, и она без чувств склонилась на плечо странного призрака.
Придя в себя, Керведек почувствовал странное изнеможение. Он понял, что с ним был обморок. Кира лежала на его руках, как мёртвая. В первый раз в жизни рожь ужаса пробежала по телу неверующего повесы. Вокруг него разыгралось что-то непонятное. Это непонятное стало захватывать и его самого, а смысл событий ускользал.
Бледный и хмурый отнёс жену он на кровать и стал приводить в чувство. Но все его старания не имели успеха, и он послал за доктором.
Лишь по прошествии нескольких часов Кира открыла глаза. Она была так слаба и разбита, точно перенесла долгую болезнь.
Маркиз решил, что надо заканчивать это неудачное путешествие, и вознамерился ехать прямо в Париж, где у него был дом, и куда он заблаговременно послал камердинера.
Там, в самой весёлой и шумной из столиц, никакие привидения не будут так свободно разгуливать, как в этом старом палаццо. А затем, если всё успокоится, он повезёт жену в свой родовой замок в Бретани. На свежем воздухе, в деревенской тиши здоровье Киры быстро поправится.
Ввиду этого маркиз телеграфировал в Париж о своём приезде, а кроме того, написал управляющему письмо с приказанием приготовить всё к прибытию. В случае же, если явится господин с букетом для маркизы, то немедленно схватить его, представить в полицию и сразу дать знать об этом телеграммой.
Кира не возражала. Ей было теперь всё равно. Она была совсем подавлена событиями.
Керведек был в отчаянии, и состояние здоровья жены его крайне огорчало. Она таяла у него на глазах, потеряла сон и аппетит и, то и дело, пугалась и вздрагивала. Да и сам он не стал нервен и подозрителен. Ему повсюду мерещились люди с букетами, а кроме того, он вспоминал про своё непонятное забытье, и его охватывало неприятное состояние.
Рассудок отказывался верить в сверхъестественное, а между тем, факты расшатывали его скептические убеждения.
Вообще говоря, для его цельной, страстной, увлекающейся натуры теперешнее странное положение было пыткой. Кира, по его же настоянию, рассказала ему об угрозах привидения, и это расстроило его ещё больше.
Парижский дом маркиза был красивым зданием в современном стиле, внутреннее роскошное убранство вполне соответствовало красоте фасада.
Как только Кира, бледная и задумчивая, ушла в свою комнату, где её ждала щегольская камеристка, маркиз велел позвать управляющего и спросил, не случилось ли чего-нибудь подозрительного.
— В дом никто не являлся, да я никого бы и не пустил, получив Ваше приказание, — ответил управляющий. — Тем не менее, — продолжал он, — произошёл довольно странный случай. Сегодня утром к груму, Томпсону, подошёл какой-то господин, дал ему золотой «на чай» и вручил для передачи маркизе букет белых цветов с траурной визитной карточкой на иностранном языке. Я не решился выбросить цветы и спрятал их в беседке, где хранятся садовые инструменты. Кроме того, сегодня ночью в доме произошло нечто, чего я никак не могу понять.
— Говорите, говорите. Что же ещё случилось? — нетерпеливо спросил маркиз, видя, что управляющий мнётся в нерешительности.
— Вчера вечером Жюльетта, камеристка, и Клавдий замешкались, устраивая комнаты маркизы. Было, думаю, более одиннадцати, они убирали одну из комнат. Вдруг они услышали какое-то карканье рядом, в спальне. Изумлённые, они бросились туда и увидели, что большая чёрная птица, похожая на ворона, вылетела в окно и три раза каркнула, словно человеческим голосом: Ха-ха-ха! И им стало очень страшно.
— Вероятно, окно было открыто, и привлечённая светом птица влетела в комнату. Я ничего страшного в этом не вижу. Что тут страшного, если ворона каркает? Вот если бы она соловьём запела, это было бы удивительно. Жюльетта и Клавдий глупы, а Ваше легковерие, господин Вернье, меня поражает, — сказал маркиз.
— Но, господин маркиз, окна спальни выходят во двор, и поблизости нет деревьев, да и в саду никто не видал ворон ночью. А Клавдий не из трусливых, и он клялся мне, что слышал человеческий голос, — оправдывался управляющий.
— Довольно, будь по-вашему. Волшебный ворон улетел, и удостоверить его личности невозможно, а пока мы сходим с Вами в беседку. Я хочу видеть букет и карточку. Кстати, велите позвать и грума.
Когда открыли дверь беседки, их обдал удушливый трупный запах. Букет, по обыкновению, был из белых лилий и камелий, а на карточке стояла фамилия Басаргина.
Керведек с отвращением швырнул карточку и велел её сжечь вместе с букетом.
Грум, длинный, сухой, рыжий англичанин, повторил то, что рассказывал управляющий.
— Господин этот был хорошо одет, но, должно быть он больной: лицо у него землистого цвета. Он дал мне десять франков, — прибавил грум.
Маркиз пожелал видеть монету, и грум полез за ней в кошелёк. Но едва он взглянул на золотой, как у него сорвалось ругательство:
— Ах, мошенник! Ведь монета — фальшивая!
Керведек тоже осмотрел золотой. С одной стороны было, как следует, изображение республики, а с другой стороны была вырезана Адамова голова. Глубокие тёмные линии контура, казалось, были выжжены раскаленным инструментов.
Маркиз побледнел, а затем вынул из кармана десять франков и молча обменять их на загадочную монету.
Приказав не рассказывать о происшествии никому, особенно маркизе, он ушёл в дом.
Несмотря на врождённый скептицизм, он чувствовал, что им овладевает панический ужас.
День прошёл спокойно, а после обеда Керведек предложил жене съездить навестить его тетку, сестру отца, госпожу де Навиль. Старушка горячо любила племянника и давно желала, чтобы он женился. Поэтому она очень обрадовалась известию о свадьбе, искренне поздравила его и выразила желание, чтобы он представил ей свою молодую жену, когда будет в Париже.
Госпожа Навиль жила по дороге в Версаль, в красивый даче, окруженной громадным садом.
Автомобиль маркиза остановился перед узорчатой решёткой, и молодая чета пошла к подъезду дома по алее, обсаженной акациями, каштанами и кустами роз.
Вдруг из кустов выскочила большая чёрная птица, побежала сначала перед ними по дорожке, махая крыльями, а зачем взлетела на дерево, испуская зловеще:
— Ха-ха-ха!
Хохот этот удивительно походил на человеческий смех. Маркиз побледнел, а Кира, дрожа всем телом, схватила за руку мужа.
— Это он, — глухо прошептала она. — Разве ты не узнал его смеха?
Страшный, глумливый хохот раздался снова. Тогда Кира опрометью бросилась бежать к дому и не успокоилась, пока за ней не захлопнулась входная дверь. Ей пришлось сделать над собой нечеловеческие усилия, чтобы не выдать волнения перед тёткой мужа.