Джеймс Герберт - Святыня
Он сложил газету, взял ее под мышку и вылез из машины. Вечернее небо за последние несколько минут заметно потемнело, словно ночь спешила грубо заявить свои права Или Хэган просидел в машине дольше, чем ему представлялось? Скоро должен был прийти служка, чтобы зажечь в церкви огни перед вечерней службой, и священник радовался этому. Он вошел в свое жилище и направился прямо в кухню. Если бы Хэган был пьющим — а он знал многих таких священников, — то с удовольствием принял бы изрядную дозу шотландского виски, но пришлось обойтись чашкой горячего чаю.
Хэган включил в кухне свет, наполнил чайник и встал, глядя на газовую конфорку и смутно сознавая, что чем дольше смотрит, тем дольше чайник не закипит. Его мысли были об Алисе.
Ее мать впала в нервное возбуждение и не могла сдержать слез после невероятного исцеления дочери, а отец так и не смог поверить в это. Алиса не только прекрасно слышала и говорила, но и излучала почти видимое сияние, вызванное чем-то большим, чем просто физическое исцеление.
Отцу Хэгану нужно было поговорить с девочкой наедине, завоевать ее доверие и подробнее расспросить о видении, чтобы в ее истории не появлялось новых выдумок, но в тот день поговорить наедине было невозможно. Местный доктор быстро увлек все семейство Пэджеттов в больницу. Он был так ошеломлен внезапной переменой в девочке, что настоял на немедленном осмотре ее специалистами. Медики продержали Алису у себя всю ночь, осмотры продолжались и весь следующий день.
Для девочки, вновь обретшей дар речи, Алиса говорила немного. Когда врачи спрашивали ее о женщине в белом, которую она якобы видела, Алисино счастливое личико становилось безмятежным и она повторяла то, что уже говорила священнику:
— Женщина в белом назвала себя Пречистой Девой…
Алисе словно было трудно произносить эти слова.
— И как она выглядела?
— Белая, и вся сияла. Похожа на статую в церкви Святого Иосифа, но как-то светилась, как-то… искрилась…
— Ты хочешь сказать, мерцала?
— Мерцала?
— Как порой солнце в туманный день…
— Да, правильно. Мерцала…
— И что еще она сказала тебе, Алиса?
— Она сказала, чтобы я пришла снова..
— И сказала зачем?
— Послание. У нее есть послание.
— Послание для тебя?
— Нет-нет, для всех…
— И когда она должна вернуться?
— Не знаю.
— Разве она не сказала тебе?
— Я сама узнаю.
— Как?
— Просто узнаю, и все.
— А почему она тебя исцелила?
— Исцелила меня?
— Да Ты же не могла слышать и говорить. Разве ты не помнишь?
— Конечно помню…
— Так почему же она помогла тебе?
— Просто помогла, и все.
Последовала пауза, задумчивая, озадаченная, но доброжелательная. Очевидно, Алиса понравилась медицинскому персоналу, но на них подействовало и что-то еще. Ее спокойная безмятежность была заразительна Молчание прервал, психиатр, знакомый с Алисиным случаем;
— Тебе понравилась та женщина, Алиса?
— О, да. Я люблю эту женщину…
И тут Алиса заплакала.
Отец Хэган ушел из больницы в замешательстве, его не коснулся охвативший окружающих душевный подъем. К тому времени история уже разнеслась по окрестностям, и Хэган был ошеломлен, увидев заголовок в «Курьере». И его так обеспокоило не просто внимание, которое, несомненно, теперь привлечет к себе его церковь, и не известность, которая станет преследовать Алису — это была малая цена за избавление от несчастья, — а сравнение с чудесными исцелениями в Лурде. Хэган боялся, что распространившиеся слухи превратят все происходящее в балаган. Страшило и кое-что еще. Ощущение предвестия. Ему было жутковато, и он сам не понимал почему.
Из чайника валил пар, когда священник вышел из кухни к телефону в прихожей.
Понедельник, поздний вечер.
— Как вам понравился барашек, мистер Фенн?
Фенн поднял бокал вина, благодаря ресторатора:
— В лучшем виде, Бернар.
Тот засиял.
— A y вас, мадам?
Сью издала одобрительный звук. Ее рот был набит блинчиками в апельсиновом сиропе, и Бернар признательно кивнул.
— Бренди к кофе, мистер Фенн?
Обычно он давал клиентам достаточно времени, чтобы отдохнуть между подачами блюд, но сейчас знал, что Фенн никогда не расслабляется, пока не прикончит весь обед и перед ним не поставят большой стакан с бренди.
— Арманьяк, Сью? — спросил репортер.
— Нет, пожалуй, не надо.
— Давай! У нас же праздник, помнишь?
— Хорошо. М-м-м, тогда «Драмбюи».[15]
— Прекрасно, — сказал Бернар; это был маленький, аккуратненький человечек, и весьма любопытный. — У вас праздник?
Фенн кивнул:
— Вы уже видели вечерний выпуск?
Ресторатор знал, что Фенн имел отношение к «Курьеру», так как несколько лет назад, когда Бернар и его деловой партнер (также шеф-повар) только что открыли дело в Брайтоне, репортер черкнул несколько строк в газете об их ресторане «Французское знакомство». Тогда это обеспечило заведению хорошую рекламу, поскольку приморский курортный городок был перенасыщен ресторанами и пабами, и с тех пор журналист стал дорогим посетителем.
— Сегодня не было возможности просмотреть газеты, — извиняясь, проговорил Бернар.
— Как? — Фенн изобразил ужас. — Вы пропустили мою величайшую сенсацию? Как вам не стыдно, Бернар!
— Я непременно прочту позже.
Ресторатор улыбнулся и исчез на лестнице, ведущей на верхний этаж, где был небольшой бар. И, словно они были связаны через блок веревкой, тут же сверху спустился официант, чтобы убрать тарелки после десерта.
Ресторан занимал три этажа, сдавленный, как бутерброд, между мастерской и гостиницей, и здание было таким узким, что казалось, его вколотили молотком в занимаемое место. Фенн считал ресторан лучшим в городе и посещал его только в особых случаях.
— У тебя очень самодовольный вид, Джерри, — сказала Сью, проводя пальцем по кромке своего бокала.
— Да, — признал он с ухмылкой, но ухмылка исчезла как только Фенн заметил нахмуренные брови Сью. — А что, статья получилась неплохая.
— Да, неплохая. Хотя ты малость переборщил.
— Переборщил!.. Боже, в чем же?
— Я понимаю, Джерри, понимаю. Извини, я тебя не упрекаю. Просто это так, ну, я вижу, что все оказалось раздуто сверх меры.
— И чего ты ожидала? Там произошло знамение. Глухонемая вдруг исцелилась и объявила, что видела Пресвятую Деву. Некоторые другие дети, когда я поговорил с ними, сказали, что тоже что-то видели. То есть один, которого я смог расслышать — а то родители так набросились на них, что я с трудом разбирал слова.
