Говард Лавкрафт - Мифы Ктулху
— Мистер Бун, вам нужно немедленно уезжать из Чейпелуэйта!
Ее слова поразили меня как удар грома.
— В воздухе ощущается тлетворное дыхание с тех самых пор, как вы поселились в усадьбе. Последняя неделя — с тех пор, как вы переступили порог проклятого дома, — богата недобрыми приметами и знамениями. Нимб вокруг луны, стаи козодоев, что гнездятся на кладбищах, необычные роды. Вы должны уехать!
— Но, миссис Клорис, вы же должны понимать, что все это только иллюзии. Вы сами это знаете, — как можно мягче проговорил я, едва ко мне вернулся дар речи.
— Барбара Браун родила безглазого младенца — и это, по-вашему, иллюзия? А Клифтон Брокетт обнаружил в лесу за Чейпелуэйтом вытоптанную тропинку пяти футов в ширину, где все пожухло и побелело, — это тоже иллюзия? А вы, вы же побывали в Иерусалемовом Уделе — вы можете сказать, положа руку на сердце, что там и впрямь ничто не живет?
Я не нашелся с ответом: образ страшной церкви вновь замаячил у меня перед глазами.
Миссис Клорис до боли стиснула узловатые пальцы, пытаясь успокоиться.
— Я знаю обо всем об этом только от матери и от бабушки. А вам известна ли история вашей семьи в том, что касается Чейпелуэйта?
— Довольно смутно, — сознался я. — С тысяча семьсот восьмидесятых годов усадьба принадлежала ветви Филипа Буна; его брат Роберт, мой дед, после ссоры из-за украденных бумаг обосновался в Массачусетсе. О Филиповой линии мне известно мало сверх того, что несчастье словно нависает над его родом, передается по наследству от отца к сыну и к внукам: Марселла погибла в результате несчастного случая, Стивен расшибся насмерть. Именно таково было желание Стивена: чтобы Чейпелуэйт отошел мне и моей родне, а раскол в семье наконец-то удалось преодолеть.
— Не бывать тому! — прошептала миссис Клорис. — Вы ничего не знаете о причинах той роковой ссоры?
— Роберт Бун рылся в письменном столе брата: его за этим застали.
— Филип Бун был безумен, — отозвалась женщина. — Водил компанию с нечистым. Роберт Бун попытался изъять у него богохульную Библию, написанную на древних языках — на латыни, на друидическом наречии, и на других тоже. Адская то книга.
— «De Vermis Mysteriis»?
Миссис Клорис отшатнулась, точно ее ударили.
— Вы и про нее знаете?
— Я ее видел… даже к ней прикасался. — Мне вновь показалось, что моя собеседница вот-вот потеряет сознание. Она зажала рот рукой, точно сдерживая готовый прорваться крик. — Да, в Иерусалемовом Уделе. На кафедре оскверненной и обезображенной церкви.
— Значит, книга все там… все еще там… — Женщина раскачивалась на стуле туда-сюда. — А я-то надеялась, что Господь в мудрости Своей бросил ее в бездны ада.
— А какое отношение имеет Филип Бун к Иерусалемову Уделу?
— Узы крови, — туманно пояснила миссис Клорис. — Печать Зверя была на нем, хотя ходил он в одеждах Агнца. В ночь тридцать первого октября тысяча семьсот восемьдесят девятого года Филип Бун исчез… и все население проклятой деревни с ним вместе.
Ничего больше она не добавила; собственно, ничего больше она и не знала. Она лишь снова и снова заклинала меня уехать, в качестве довода ссылаясь на то, что «кровь призывает кровь», и бормоча что-то вроде: «есть наблюдатели, а есть стражи». С наступлением сумерек хозяйка, чем успокоиться, напротив, разволновалась не на шутку, и, чтобы ее задобрить, я пообещал уделить ее пожеланиям самое серьезное внимание.
Я шел домой сквозь сгущающиеся мрачные тени, от былого хорошего настроения ничего не осталось, в голове роились бессчетные вопросы. Кэл встретил меня сообщением, что шум в стенах все нарастает — да я и сам сейчас могу это засвидетельствовать. Я внушаю себе, что это только крысы, но перед глазами у меня стоит перепуганное лицо миссис Клорис.
Над морем встала луна — полная, распухшая, кроваво-алого цвета, пятнает океан ядовитыми оттенками и тонами. Мысли мои вновь и вновь обращаются к той церкви, и
(здесь строчка вычеркнута)
Нет, Доходяга, этого тебе видеть незачем. Сплошное безумие. Думается, пора мне на боковую. Думаю о тебе.
С наилучшими пожеланиями,
Чарльз.
(Далее следуют выдержки из записной книжки Кэлвина Макканна)
20 октября 1850 г.
Нынче утром взял на себя смелость взломать замок на книжке; проделал все до того, как мистер Бун встал. Все без толку: книга написана шифром. Наверняка несложным. Может, я и шифр расколю так же легко, как замок. Это, конечно же, дневник — почерк до странности похож на руку мистера Буна. Но чья это книга — запрятанная в самый дальний угол библиотеки, с замком на переплете? С виду старая, а там поди знай. Воздух-то между страниц не просачивался, с чего б им испортиться? Позже напишу подробнее, если успею; мистер Бун вознамерился осмотреть подвал. Боюсь, все эти ужасы его слабому здоровью не на пользу. Попытаюсь отговорить его…
Нет, идет.
20 октября 1850 г.
ДОХОДЯГА!
Не могу писать Немогу (sic!) пока еще писать об этом Я я я я
(Из записной книжки Кэлвина Макканна)
20 октября 1850 г .
Как я и опасался, его здоровье не выдержало…
Господь милосердный, Отче Наш, сущий на Небесах! Даже подумать не могу об этом, однако ж он врос в мой мозг, выжжен на нем как ферротипия, этот подвальный ужас!..
Я совсем один; на часах половина девятого; в доме тишина, и все же…
Обнаружил его в обмороке за письменным столом; он все еще спит; однако за эти несколько мгновений как благородно он себя повел — в то время как я застыл на месте как громом пораженный, не в силах и пальцем пошевелить!
Кожа у него на ощупь как восковая, холодная. Благодарение Господу, лихорадки нет. Я не решаюсь ни переместить его, ни оставить одного и пойти в деревню. А если и пойду, кто согласится вернуться со мной и помочь ему? Кто переступит порог этого проклятого дома?
О, подвал! Твари из подвала, что рыщут у нас в стенах!
22 октября 1850 г.
Дорогой мой Доходяга!
Я снова пришел в себя, хотя и слаб — тридцать шесть часов провалялся без сознания! Снова пришел в себя… что за горькая, жестокая шутка! Никогда я уже не стану самим собою, никогда. Я стоял лицом к лицу с безумием и ужасом, для человека невыразимым. И это еще не конец.
Если бы не Кэл, полагаю, я в ту же минуту расстался бы с жизнью. Он — единственный оплот здравомыслия в этом разгуле сумасшествия.
Ты должен узнать все.
Для похода в подвал мы запаслись свечами: они давали достаточно света — проклятье, более чем достаточно! Кэлвин попытался отговорить меня, ссылаясь на мою недавнюю болезнь и уверяя, что обнаружим мы разве что здоровущих крыс, для которых уже и отраву запасли.
