Мария Барышева - Дарители
— Инна Павловна, — тихо пробормотал он с хмурой тревогой, — вы б… вы бы лучше…
— Отвали! — прошипела Инна, подтягивая к себе сигареты. — Не лезь не в свое дело, понял?! Или я устрою так, что в этом городе никто тебя на работу не возьмет! Блюди издалека и помалкивай! Понаставил всюду своих клевретов!.. Раз праздник — буду праздновать!
Охранник испарился, а вместо него в нишу заглянула Соня. Подобрав подол своего голубого платья, она подошла к матери. Ее лицо было сонным и откровенно скучающим. Инна быстро и раздраженно осмотрела дочь снизу доверху.
— Ты могла танцевать и получше! Не ходила на занятия — и вот к чему это привело! Не могу понять — почему на тебе платье так плохо сидит… это ты за несколько дней так растолстела?! Совсем себя распустила! Я в твоем возрасте следила за собой и выглядела куда как лучше!
— Я за тебя счастлива, — равнодушно ответила Соня, отбрасывая с плеча на спину полуразвившиеся локоны. — Ты б лучше сейчас за собой следила, да и за батянькой заодно — он уже полчаса какую-то крысу крашеную обжимает у всех на виду! — она прикрыла ладонью зевок. — Инна, я хочу поехать домой. Наши уже собираются разъезжаться.
— Успеешь, — Инна закурила. — Посиди л-лучше, на папашу своего полюбуйся! Совсем уже… хоть бы за статую ее завел, что ли… а то разложит прямо здесь, в темпе вальса… скотина!
— Ага, маманька, похоже, уже хорошо бахнула! — спокойно сделала вывод Соня. — Чего это ты вдруг… раньше-то ни-ни?! Климакс что ли?
Прежде, чем Инна успела что-либо сделать, она засмеялась и убежала. Баскакова отвернулась и ткнулась лицом в плечо подруги.
— Да ладно тебе, Инка, — успокаивающе сказала женщина с трубкой. — Все они безмозглые сучки в этом возрасте. Себя вспомни. У нее в башке сейчас одни гормоны. Пройдет. Домой приедете — дай ей по роже как следует, а пока забудь. Сейчас еще выпьем — все нормально будет. Только что-то ты действительно развязала…
Оттанцевав еще два вальса, Баскаков, наконец-то, милостиво разрешил своей партнерше передохнуть, и она, слегка пошатываясь с непривычки, вернулась на свое место. Поправив шарф, она выпила немного шампанского, чуть повернула голову и поймала напряженный взгляд бледного светловолосого человека в сером френче. Он смотрел на нее с готовностью и суеверным страхом. Ощущение от этого взгляда было приятным, сладким, возбуждающим, только такими должны быть обращенные на нее взгляды…
…восхищенными…
…страстными…
…умоляющими…
…агонизирующими…
Ничто так не согреет, как смерть ненавидимого… как смерть…
То, что носило фамилию Чистовой и обладало ее воспоминаниями, нетерпеливо задрожало, заметалось, и снаружи Анна Корсун слегка улыбнулась — в меру томно, в меру приглашающе. Ее пальцы скользнули по виску, поправляя маленький завиток волос, и она отвернулась навстречу вопросу одного из соседей.
Сканер, хорошо помнивший уговор, сейчас же встал и ходульной походкой направился к ней. По мере того, как он приближался, его кожа стремительно утрачивала все еще оставшиеся оттенки розового, и, подойдя к тому месту, где сидела Чистова, Сканер цветом походил на много раз стираную и беленую простыню. Чуть наклонившись, он сложил губы в нечто, весьма отдаленно напоминавшее улыбку и весьма близко — гримасу человека, у которого разболелся зуб, потом открыл рот и тут же всполошенно захлопнул его, вовремя сообразив, что только что чуть не назвал Наташу ее настоящим именем.
— Вы что-то хотели? — осведомилась Чистова, обмахнув взгляд длинными ресницами. — Кирилл Васильевич? Вам нехорошо? Или затягиваете паузу для большего эффекта? Хотите меня ангажировать?
— Да! — радость в голосе Сканера прозвучала абсолютно искренне. — Да, Анна Владимировна…если вы не устали… я бы хотел…
Она протянула руку, Сканер принял ее, помог встать и повел в центр зала. Когда они достаточно отдалились от остальных, Чистова шепотом спокойно сказала:
— Какой же ты, все-таки, кретин!
— Прости… те, — пробормотал Сканер. Его рука, за которую держалась Чистова, была ледяной и мелко дрожала. — Не… немного нервничаю.
— Не тараторь! И будь любезен — придай своей глупой физиономии выражение безмятежного добродушия — на нас смотрят. Добавь восхищения — идешь с красивой женщиной, а тебя перекосило, будто рядом налоговый инспектор.
Сканер невольно поежился — настолько голос Чистовой не походил на ее голос. Он беспомощно огляделся, потом обнял женщину за талию, и они начали неторопливо и незатейливо двигаться под музыку.
— Общаться в танце — самое милое и безопасное дело, — заметила женщина, и на мгновение ее тонкие брови сошлись на переносице, придав лицу странное выражение слегка растерянной озабоченности. — Не помню, кто мне говорил об этом… А теперь танцуй, Шестаков, танцуй и слушай очень внимательно, что ты должен сделать. Я не буду говорить долго и не буду повторять, поэтому вслушивайся в каждый звук.
Наташа сдержала свое обещание. Она говорила очень недолго, и с каждым ее словом глаза Сканера расширялись все больше и больше. Красивая медленная музыка превратилась в грохот, совпадающий с бешеными болезненными ударами сердца, бьющегося где-то в районе глаз. Весь мир исчез, осталось только безжалостно прекрасное лицо, которое требовательно смотрело на него, ожидая подчинения…
ожидая жертвы
— Но я не могу… — он едва сдержался, чтобы протестующе не замотать головой. — Я это-го… я не могу… это… это…
— Хватит кудахтать! — резко оборвала его Наташа и тут же послала кому-то обворожительную улыбку. — Конечно, это не чужие эпистолярии носить — поработать придется своими руками. Ничего, справишься. Попробуй только не справиться! — теперь ее голос звучал задумчиво, размеренно и удивительно мудро. — Делай все, как я сказала — не импровизируй. Пойдешь не сразу — выжди три-четыре песни.
— А как же… они ведь… Как же я выживу?! Как?!
— А вот это уже твои проблемы, дружок. Выживай, как хочешь. Но, знаешь, я думаю, ты выживешь. Такие, как ты, всегда выживают — сорняки ведь не так просто выдрать. Не волнуйся об этом — лучше подумай о хорошей стороне. После этого ты будешь принадлежать только самому себе, Шестаков. Никто кроме тебя не сможет прикоснуться к твоей картине. Слово бога.
Он на мгновение погрузил свой взгляд в смеющиеся карие глаза, но оттуда тотчас же полыхнуло такой яростной темнотой, что его взгляд метнулся в сторону, как мышь от лисьей пасти. Песня закончилась, и он вернулся на место, а Анна-Наташа тут же снова закружилась в танце, подхваченная новым кавалером. Сканер повернул голову влево, но наткнулся на хмурый взгляд Баскакова. Отвернувшись, он плеснул себе в рюмку коньяка, не прерывая движения забросил его комком в рот, сопроводив кусочком осетрины. Потом немного выждал и, улучив момент когда никто не смотрел в его сторону, рука Сканера, словно проворное насекомое, подобралась к одному из ножей, накрыла его, и, увлекаемый ею, нож скользнул к краю стола и исчез в одном из карманов серого френча. Сканер удовлетворенно вздохнул и налил себе еще коньяка. «Последняя, — пообещал он себе, потом утешающе добавил: — До того, а вот уж после…»
