Стивен Кинг - Бессонница
Рот сидящей в кресле женщины (не женщины, это нечто вовсе не женщина) больше не был маленьким. Нижняя губа сильно распухла. Рот кривился в презрительной ухмылке. В странно знакомой ухмылке.
Джонни, оно кусает меня. КУСАЕТ МЕНЯ!
Нечто неприятно знакомое в усиках над верхней губой.
Джонни, пожалуйста, его глаза, черные глаза.
Джонни не поможет тебе, мой мальчик. Он не помог тебе тогда, не сможет помочь и теперь.
Конечно, не сможет. Его старший брат Джонни умер шесть лет назад.
Скончался от сердечного приступа, возможно, такого же Случайного, как и тот, что унес из жизни Билла Мак-Говерна и… Ральф посмотрел налево, но кресло пилота также исчезло вместе с Эдом Дипно. Ральф увидел старую плиту, на которой его мать готовила в доме на Ричмонд-стрит (занятие, не нравившееся матери и не удававшееся ей всю жизнь), и дверь, ведущую в столовую. Он увидел кленовый обеденный стол.
В центре его стеклянная ваза с огненно-красными розами. У каждой розы было лицо… Кроваво-красное, задыхающееся лицо…
"Но это неправильно, — подумал Ральф. — Все неправильно.
Никогда в доме матери не стояли розы — у нее была аллергия на многие цветы и особенно розы. Когда мать проходила мимо роз, она чихала как безумная. Я вижу розы потому…"
Он взглянул на создание в кресле-качалке, на красные пальцы, которые, сплавляясь вместе, превращались в плавники. Ральф уставился на алое полотно, лежащее на коленях создания, и шрам на его руке начал покалывать. «Что же здесь происходит?»
Но, конечно, он узнал, что именно происходит; ему следовало лишь перевести взгляд от красного нечто, сидящего в кресле, на картину, висящую на стене, — ту, изображающую краснолицего злобного Иисуса, подглядывающего за семейной трапезой. Ральф находился не в своем старом доме в Мэри-Мид и не в самолете, летящем над Дерри.
Он находился при дворе Кровавого Царя.
Глава двадцать девятая
Не раздумывая, почему и с какой целью он так поступает, Ральф опустил руку в карман и сжал в ладони одну из сережек Луизы. Казалось, рука его находится очень далеко и принадлежит кому-то другому. Интересная вещь: оказывается, до настоящего момента он не понимал, что такое страх. Конечно, он думал, что боится, но это было иллюзией — единственный раз Ральф приблизился к страху в публичной библиотеке Дерри, когда Чарли Пикеринг воткнул в него нож и пообещал выпустить кишки. Однако по сравнению с тем, что переживал Ральф сейчас, это представлялось лишь кратковременным дискомфортом.
«Пришел зеленый человек… Он казался хорошим, но я могу и ошибаться».
Ральф надеялся, что Луиза не ошиблась; потому что теперь у него остался только зеленый человек.
Зеленый человек и серьги Луизы.
Ральф! Перестань витать в облаках! Смотри на свою мать, когда она разговаривает с тобой! Тебе уже семьдесят, а ведешь ты себя как шестнадцатилетний несмышленыш!
Он обернулся к рыбообразному предмету в кресле. Теперь тот лишь отдаленно напоминал его покойную мать.
— Ты не моя мать! А я по-прежнему нахожусь в самолете!
Нет, мой мальчик. Не стоит так думать. Сделай один шаг из моей кухни, и падать тебе придется очень долго.
— Не трать слов. Я вижу, что ты такое.
Нечто заговорило голосом задыхающегося от гнева человека, отчего в груди у Ральфа похолодело.
Нет. Может, ты так и считаешь, но ошибаешься. Да тебе не захочется смотреть, если я отброшу маскировку. Уж поверь мне, Ральф.
С возрастающим ужасом Ральф наблюдал, как эта мать-нечто превращается в огромного голодного угря, чьи острые зубы сверкали в открытой пасти; усы теперь свисали почти до воротника платья, по-прежнему одетого на это нечто.
Жабры, острые, словно лезвия, открывались и закрывались, обнажая красную внутреннюю пасть. Глаза округлялись, зрачки исчезали, глазницы расходились в стороны. Изменения продолжались, пока выпуклые глаза не оказались по обе стороны чешуйчатого лика создания.
Не смей шевелиться, Ральф. Возможно, ты погибнешь в результате взрыва, на каком бы уровне ни находился — здесь ударная волна также имеет силу, как и в любом здании, — но эта смерть все же лучше, чем моя смерть. Чудовище раскрыло пасть. Казалось, оно смеялось над ним.
— Кто ты? Кровавый Царь?
Так называет меня Эд — не правда ли, у нас должны быть собственные имена? Если тебе не нравится обращение «мамочка Робертс», почему бы не звать меня Царь-рыба? Ты ведь слышал по радио о Царь-рыбе?
Конечно, он об этом когда-то слышал… Но только настоящая Царь-рыба никогда не носила платья. К тому же настоящая Царь-рыба была Царицей-рыбой и обитала в глубинах Барренса.
2Однажды летом, когда ему было семь лет, рыбача вместе с братом Джонни, Ральф Робертс поймал невероятных размеров рыбу — это случилось в те дни, когда без риска для здоровья можно было спокойно есть пойманное в водах Барренса. Ральф попросил старшего брата снять рыбу с крючка и поместить ее в ведро со свежей водой. Джонни отказался, ссылаясь на неписаный Кодекс Чести Рыбака: хороший рыбак сам копает червей, сам насаживает наживку, сам снимает добычу с крючка.
И только намного позже Ральф понял, что Джонни, возможно, пытался скрыть таким образом свой собственный страх перед огромным и каким-то чужеродным созданием, пойманным его младшим братишкой в грязных теплых водах реки.
Ральф все же заставил себя прикоснуться к извивающемуся колючему телу рыбины. А Джонни между тем еще добавил ужасу, предупредив братишку, что следует опасаться усов. "Они ядовиты. Бобби Терриолт говорил, что прикосновение усов может парализовать человека.
Представляешь, придется провести остаток жизни в инвалидной коляске, так что будь осторожен, Ральфи".
Ральф изо всех сил пытался снять рыбину с крючка, не касаясь усов (не веря Джонни насчет их ядовитости и в то же время доверяя полностью), глядя на жабры, глаза, вдыхая рыбный запах.
Наконец внутри рыбины что-то хрустнуло, и Ральф почувствовал, как освобождается крючок. Струйки крови потекли из уголков рта агонизирующего гиганта. Ральф облегченно вздохнул — как оказалось, преждевременно. Рыбина, мощно взмахнув хвостом, освободилась от крючка. Рука, освобождавшая крючок, соскользнула, и два пальца Ральфа мгновенно оказались в зубастой пасти.
Было ли больно? Ральф не мог вспомнить. Он помнил лишь непритворный крик ужаса, вырвавшийся из груди Джонни, и собственную уверенность, что рыба откусит ему пару пальцев правой руки.
Он помнил свой крик о помощи, но Джонни лишь пятился назад, лицо его стало мертвенно-бледным, а рот превратился в полоску отвращения. Ральф что есть мочи махал рукой, но рыбина вцепилась мертвой хваткой, усы (ядовитые усы, из-за них я проведу остаток жизни в инвалидной коляске) обвивались вокруг запястья, черные глаза неотрывно смотрели на него. Наконец Ральфу удалось ударить рыбину о дерево, перебив ей хребет.
