Елена Блонди - Хаидэ
Позади после возгласов удивления крики становились злее, послышались резкие отрывистые команды. Делит всадников, подумал Убог, хочет отправить обратно, чтоб найти остальных. Яркая звезда Миисы мигнула перед глазами. Сбоку просвистела стрела.
— Не убивать! — заорал голос, — живым!
Встряхивая поводья, Убог рассмеялся. Да! Да! Они хотят узнать, когда и где кони лишились своих седоков.
Рыб споткнулся и всадник придержал его, быстро огладив крутую шею. Всего один миг, а уже налетели, окружая, вертясь вокруг, скалясь и держа перед собой кривые короткие мечи. Бросая бесполезный лук, Убог дернул из ножен свой меч, Рыб послушно закрутился, отскакивая от нападавших, наступая на них, щелкая зубами и топыря в ярости черные губы. Хватал за морды лошадей, те, вскрикивая, отворачивались, переплясывая. В круговерти крики мешались с лязгом железа, сыпались короткие злые искры, и радость в голосах преследователей сменилась бешеным рычанием, полным ярости. Бродяга крутился, отскакивал и наступал, клонился в сторону, почти падая с коня и вдруг снова возникал в седле. И каждый раз с лошади падал еще и еще один убитый.
Но варваров было больше и когда Рыб крикнул и пошел боком, загребая задней ногой, Убог соскочил наземь, вертясь, ударял вверх, так что вокруг него грохались тяжелые тела.
Лошади, потеряв всадников, отступали назад, но оттуда их теснили воины, понукая своих коней и вот одна из лошадей, заржав, упала рядом, придавливая ногу тяжелым боком. Убог поднял над головой меч, запел громко, во все горло, смеясь и горланя нелепые слова. Утренний ветерок подхватывал их, унося выше, над невнятным шумом и воплями схватки. А потом кто-то обрушился на меч Убога, даря ему свою жизнь и забирая у пленника оружие своим уже мертвым телом.
Выдергивая его из-под лошади, невысокий корявый воин набрасывал на плечи веревку, а другой, ругаясь, отступал, натягивая ее.
Небо светлело, гасла зеленая капля звезды, опускаясь к самой траве. Из-за далекого круга холмов показывался расплавленный краешек солнца, катя перед собой свет, отбрасывающий длинные тени.
— Где? — притягивая к самому лицу веревку, закричал невысокий, и длинные черные усы, повисшие до шеи, замотались как водоросли, — где баба?
Убог засмеялся и снова запел. Ухнул, остановленный ударом в лицо, и сплюнул кровь, вязко потекшую с подбородка.
— Мы вернемся по следам, гнилая морда! Скажи и проживешь еще день. Или мы вернемся по следам и найдем!
— Вся степь, — прохрипел пленник, и упал на колени от удара ногой в живот. Повторил, — вся степь, волки. Ищ… ищите…
— Кагри, — обеспокоенно позвал другой, что отошел на пару шагов от небольшой толпы, окружившей пленника.
— Где? Или отрежу нос! И потом…
— Кагри! Там!
Кричавший вдруг побежал, размахивая руками, вцепился в край седла. Закричал снова, с беспомощным бешенством, колотя в бока лошади пятками:
— Обходят! Кагри!
Кагри оглянулся. Из-за толпы не увидел ничего и, отпуская веревку на шее Убога, резко махнул рукой, разгоняя воинов.
Те уже вскакивали в седла, крутили коней, подавая в одну и в другую сторону.
Но со всех сторон, тихо, будто не на лошадях, а на призраках, по залитой утренним солнцем степи приближались крошечные фигурки в черных рубахах, тускло сверкающих воронеными бляхами. Вдох-выдох, удар сердца, еще один, быстрый взгляд за плечо — и вот уже мягкий топот достиг ушей и один из варваров, что рванулся в пространство между двух приближающихся всадников, упал и задергался, волочась на поводу.
— Сюда! — закричал Кагри, взлетая в седло, — крýгом, встать, гниды!
Но послушались пятеро, а полтора десятка рассыпались по траве, пытаясь прорваться. И падая, умирали. Или падали мертвыми, топорща в небо торчащие из груди стрелы.
Убог пел, скорчившись и поводя заплывшими глазами, усмехался, слушая топот коней и возгласы варваров. И нападавшие продолжали молчать, только свистели стрелы над сочной травой и воздух полнился запахом крови и конского пота.
— Грх-ыыы! — зашелся Кагри в яростном и беспомощном вопле. Кинулся с коня, отбрасывая в сторону меч, раскинул руки, показывая, безоружен. И встал над скорченным пленников, оглядывая свое мертвое войско.
Над ним, тесня, воздвиглась гора лошадиной груди и, оступаясь, он с размаху сел на траву рядом с Убогом.
— Ты жив, потому что жив он, — сказал сверху воин из-под щитка на лице. Повернул коня и отъехал, ожидая, когда, спешившись, воины свяжут пленника и поднимут Убога, разрезая веревочные петли.
Бродяга, покачиваясь, протягивал воинам руки. Глядя на еле видные в прорезях щитков глаза, пробормотал:
— Мои дети…
И хмыкнул, снова удивляясь себе.
— Сможешь ехать сам? — спросил первый воин и Убог закивал.
— Только вот Рыб. Не бросайте.
— Рана на заду. Заживет. Бери Кочу, она смирная.
Воин поднял щиток, скидывая назад шапку. Улыбнулся, щуря глаза над гладкими мальчишескими щеками.
— Ты бился один, певец. Ты хороший воин!
— Да. Да, сын. Но надо за княгиней. Сейчас надо! Я поеду тоже!
— Ты ранен.
— Это? — он ощупал разбитое лицо, провел рукой по ушибленному бедру. Затряс головой:
— Нет! Я могу скакать, я покажу дорогу.
Мальчик кивнул и отъехал, вполголоса отдавая приказы. Воины разделились, трое взвалили через седло связанного рычащего Кагри, остальные молча двинулись следом за Асетом, сыном старейшины, что сегодня принял свой первый взрослый бой сам.
Степь кричала и пела, шелестела травой, шуршала быстрыми змеями, что убегали подальше от мерного легкого топота.
Убог ехал рядом с Асетом, задирал голову, чтоб разглядеть заплывшими глазами холмы, одинокую скалу вдалеке, рощицу корявых степных слив гребенкой у самого края степи. Изредка поворачивался к мальчику и ласково кивал, улыбаясь опухшим лицом.
* * *Снова просыпаясь в темноту, Хаидэ лежала, терпеливо ожидая, когда привыкнут глаза и можно будет разглядеть хоть что-то. Но только тихие звуки окружали ее. Дыхание мальчика (она касалась пальцами детского бока, еле заметно, чтоб не беспокоить) и осторожные шаги Ахатты поодаль.
— Что ты ищешь? — тихо спросила она.
— Тут дует в щели. Я думала, может, есть дырка для глаз — посмотреть наружу.
— Мы в сердце кургана, Ахи. Даже если есть дырки, не увидишь. А сквозняк, он — теплый?
— Кажется, да, — с сомнением отозвалась Ахатта, — теплый, да. Там уже день, солнце.
— Не беспокойся. Скоро приедут. Техути должен добраться в лагерь, когда подсохнет роса.
— Убог доскачет быстрее, — ревниво возразила подруга. И обе замолчали, думая о возможных опасностях.
