Чарльз Уильямс - Иные миры
Сознание судьи при этих словах содрогнулось от ужаса, но тут же вернулось к своим обязанностям, укрощенное мыслью о невозможности вмешаться и что-либо изменить.
Оставалось слушать и наблюдать, отгоняя рой дьявольских любопытствующих вопросов, вьющихся вокруг.
«Я нахожусь здесь, — сказало что-то, принадлежащее лорду Эргли, — по своей воле и силой камня. Я ничего не могу сделать. Мне нужно вернуться». Он попытался отгородиться от происходящего, попытался вспомнить и вернуть себя себе, и это ему удалось. В тот же миг лорд Эргли услышал вопрос:
— Вы видели? Видели?
Он лежал, откинувшись в кресле, а Хаджи, перегнувшись к нему, заглядывал в глаза. Камень? Да, камень по-прежнему лежал на ладони судьи. Он уставился на него, словно видел впервые. С трудом поднявшись на ноги, лорд Эргли положил камень на стол. Хаджи повторил вопрос:
— Вы видели?
— Да, — медленно произнес лорд Эргли. — Видел. И если то, что я видел — правда, я вытряхну из Джайлса его мерзкую душонку! А вы видели?
— Да… — неуверенно ответил Хаджи. — Мне кажется, я спал и видел сны. И там, во сне… — он в двух словах описал комнату и людей вокруг стола. Троих людей… У одного из них, невысокого и смуглого, глаза горели любопытством и желанием. — А еще я видел, — старик задрожал, — что они опять поделили камень. Ведь они дали ему не корону, а только камень. Это не люди, это шайтаны!
— Мне кажется, вас больше беспокоит деление камня, а не тот вред, который они могут причинить с его помощью, — проговорил судья.
— Вы правы, — ответил Хаджи. — Деление посягает на святое Единство, а их действия — всего лишь на человека.
Грех делящего Единое несравним с грехом злоумышляющего на брата своего.
— Возможно, — холодно сказал лорд Эргли. — Я ничего не знаю о Едином, но зато знаю кое-что о людях! — Он в ярости ударил кулаком по спинке кресла. — Ну почему я вернулся?
— Это — поступок мудрого, — заметил Хаджи. — Вы отправлялись наблюдать, а не сражаться. Теперь я знаю, я видел, вам едва ли удалось бы разрушить волю Тамадти. Что же до ваших худших опасений — да, так оно и есть; но, думаю, сознание этого молодого человека пострадало не слишком сильно. Он ведь никогда не узнает, что раз за разом проживает один и тог же отрезок своего прошлого. Так будет, пока не наступит Предел Стремлений. Судя по тому, что мы знаем, этот юноша уберегся от многих опасностей.
— Я не знаю, от чего он там уберегся, — с застывшим лицом промолвил лорд Эргли, — но пока я жив, ни один человек не станет больше заводным автоматом по воле Джайлса Тамалти. — Помолчав, лорд Эргли продолжал:
— Наверное, вы правы. Мы ведь не знаем условий эксперимента, не знаем, где камни и сколько их. Надо действовать предельно осторожно. Завтра с утра я снова поеду в Министерство иностранных дел, а после этого продолжим наш разговор.
Хаджи Ибрагим встал.
— Мир да пребудет с вами, — произнес он ритуальную фразу.
— Если он действительно пребудет с нами, то мне его не понять, — проворчал судья, провожая своего гостя к дверям.
Глава 5
Камень потерян
Утром следующего дня лорд Эргли не смог приблизиться к обретению этого таинственного мира ни на йоту. Все нужные ему люди не упустили возможность удрать на выходные из Лондона. Брюса Кумберленда ждали только в понедельник, равно как и Реджинальда Монтегю, и Энгуса М. Шилдрейка. Сэр Джайлс теоретически мог появиться в любой момент, но все говорило о том, что момент этот раньше понедельника не наступит. По сообщению «Тайме», сегодня с утра посол Ирана отправился в Седринхейм (не сказать, чтобы там его очень ждали), где намеревался заняться дипломатией в компании с лордом Бслсмером. Таким образом, население Лондона, к великому раздражению Верховного судьи, состояло теперь из него самого, Хаджи и Хлои, однако ни от кого из них толку сейчас не было. Судья даже подумал, не попробовать ли все же потягаться с Джайлсом, но по здравому размышлению отказался от этой затеи, чтобы не раскрывать раньше времени свои карты и не давать Джайлсу фору.
Надо потерпеть денек. Копить неприязнь — не очень полезно для изношенного сердца, и настроение на все выходные, считай, испорчено, но для пользы дела…
Вряд ли судья стал бы счастливее, узнай он о происшествии, случившемся в то утро милях в пятидесяти от Лондона, в небольшом сельском доме, принадлежащем мистеру Шилдрейку. Бывая в Англии по делам, он иногда прятался здесь от финансовых забот и производственных проблем. Верховный судья напрасно ограничил сферу деятельности Шилдрейка горшками и склянками. На самом деле непросто было отыскать отрасль производства или сбыта, в которую не вкладывал бы свои деньги американец. Немало контрольных пакетов акций досталось ему от отца, Райвингтон Корт он унаследовал от матери, сам прикупил несколько крупных моторостроительных заводов, а под них основал Трансатлантическую Авиакомпанию. Вообще-то он основал эту компанию ради Сесилии Шилдрейк, которая хоть и не стала первой женщиной, перелетевшей через Атлантику, но постаралась, чтобы как можно больше людей совершали такой перелет только с ее разрешения. Энгус М. Шилдрейк перестроил дело, купил летчиков, самолеты и аэродромы, чтобы его жене было чем поиграть. Из тех же соображений он приобрел у Реджинальда Монтегю и камень Соломона. Правда, уговаривать его пришлось куда дольше, чем сообщил племянник Судье. Энтузиазма Реджинальду придали события, помчавшиеся вскачь.
Едва дядя Джайлс ни с того ни с сего вручил ему камень, как на каком-то случайном совещании ему немедленно подвернулся Шилдрейк. Американец явился, немного отстав от слухов о себе: богач из Айдахо, богатейший человек в Америке, во всем мире (масштабы варьировались в зависимости от источника слухов). А когда выяснилось, что легендарный нувориш почти одного возраста с Реджинальдом, последний и вовсе счел это перстом Провидения, а деловой хватки ему всегда было не занимать. Реджинальд перехватил Шилдрейка и сразу ошеломил, выложив в один присест мешанину из транспорта будущего, дяди Верховного судьи и волшебного камня. Он умудрился одним ударом задеть в душе американца сразу три струны: деловую сметку, гарантированную надежность сделки и чувство романтизма. Поначалу дело чуть не провалилось, когда выяснилось, что в обычном понимании камень не относится к драгоценным. Пришлось второпях демонстрировать другие его сильные стороны, и здесь возникла новая опасность. Опыт настолько поразил американца, что сделка опять же чуть не сорвалась. Однако трезвый коммерческий ум Шилдрейка сразу ухватил две перспективы, о которых он и не подумал намекнуть Реджинальду. Первая касалась автомобилей и авиалиний, а вторая — его жены. Поддержать первые и порадовать вторую — ради этого стоило потратить и время, и деньги. Ну а то, что вся затея обошлась ему в семьдесят три тысячи гиней, не имело значения. Ни один ни другой впоследствии так и не смогли объяснить, откуда взялась именно эта цифра. На гинеях настаивал Реджинальд — они казались ему куда респектабельнее, чем просто фунты стерлингов. Он было пристал к Шилдрейку с просьбой соблюдать особую секретность, но скоро сам же проболтался о существовании других камней, а Шилдрейк быстро вытянул из него имена владельцев. Зато о возможности делить камень американец не узнал ничего. Реджинальд был тверд, как скала.
