Джонатан Вуд - Мертвые мстят. Рассказы американских и английских писателей
— У вас потрепанный вид, — сказал полицейский.
Борк попытался усмехнуться, но его лицо, вздувшееся от укусов москитов, будто окаменело. Он почувствовал, что вновь весь дрожит. Ни один из мускулов не повиновался.
— Я неважно себя чувствую, — ответил художник. Звук собственного голоса поразил Борка Он походил на странный свист.
Ноги Борка подкосились, к, чтобы не упасть, он сделал неуклюжий шаг вперед, ухватился рукой за спинку кушетки и только тогда увидел тело, лежащее на полу.
Борк тупо уставился на труп, поначалу ничего не соображая. У ног лежала довольно пожилая женщина, но очень, очень толстая. Он никогда раньше ее не видел. Но, если бы и видел, то не узнал: половина лица представляла собой кровавое месиво. Очевидно, ее убили железной кочергой, валявшейся рядом с трупом.
Находившийся почти на грани полного изнеможения Борк почувствовал себя еще хуже, словно что-то внутри оледенело.
— Это моя жена, — спокойным тоном сказал шериф, — Лаура. Вы помните, я вам о ней рассказывал.
Когда Борк отвернулся от Лауры, он увидел, что шериф набирает номер телефона. В другой руке полицейский держал револьвер. Дуло было направлено в сторону беглеца.
— Вы можете отправить своих ищеек в конуры, — сказал шериф кому-то. — Убийца отыскался в моем загородном доме. Да, тот самый Борк. Я отсутствовал, занимаясь ночной рыбалкой, когда он ворвался сюда. Но я опоздал. — Тут голос шерифа чуть дрогнул. — Лаура была одна. Он набросился на нее. — Шериф глубоко вздохнул. — Он убил мою жену. Я думаю, кто-то сказал ему, как найти дорогу сюда. Он, видимо, рассчитывал отсидеться здесь или взять в заложники одного из нас. Но когда он увидел Лауру, этот маньяк, я полагаю, не смог сдержать себя. Нет. Вам уже нет необходимости торопиться. Убийца не причинит больше никому вреда. Я позаботился об этом. И сэкономил нашему округу немного денег.
Шериф опустил трубку, затем посмотрел на Борка.
— Я помог вам бежать из тюрьмы. И вы теперь помогли мне. Значит, мы квиты.
Борк попытался сдвинуться с места, сказать что-то, но так и не раскрыл рта. Слова уже не имели значения.
— Они все равно бы повесили вас, мистер Борк. А так значительно легче. Значительно. — Повторил шериф с уверенной убежденностью и явно искренне. — Поверьте, по собственному опыту я знаю, что так быстрее и легче. К тому же, как я уже вам сказал, я против повешения и никого больше не повешу.
Собрав остаток сил, Борк предпринял последнюю неуклюжую попытку спасти жизнь. Бросился на шерифа. Но он не успел сделать и двух шагов, как что-то сбило его с ног. И последней мыслью, промелькнувшей в меркнущем сознании, была мысль о том, что, может быть, суд присяжных его и оправдал, несмотря ни на что.
Мэнн Рабин
АЛИБИ
Томас Мерредит задушил свою жену точно в десять часов пять минут туманным октябрьским утром. Он запомнил время убийства потому, что в процессе яростной борьбы, непосредственно перед тем, как сердце жены окончательно перестало биться, старинные часы, которые он подарил ей на последнюю годовщину их свадьбы, упали с камина на пол, и стрелки их остановились, хотя механизм часов продолжал тикать в нескольких сантиметрах от побелевшего как мрамор лица редкой красоты.
Да, даже мертвая, Маша оставалась самой привлекательной женщиной из тех, которых он когда-либо видел. Ее красота, казалось, еще больше впечатляла в эти первые мгновения после кончины. Глядя на труп, Томас почувствовал, как приступ огромного горя охватил все его существо. Теперь дальнейшее существование уже не имело смысла. То, что он совершил, уничтожило и его, сделав жизнь пустой и бессмысленной.
И, все-таки, у него не было другого выбора. После абсолютно счастливой семилетней семейной жизни он вдруг обнаружил, что жена ему изменяла. Он убил Машу неумышленно, в припадке яростного гнева, такого же чистого, как и та вера в нее, жившая у него в сердце. И теперь, когда жена лежала бездыханно у его ног, Томас обвел глазами комнату, вновь убеждаясь в наличии доказательств ее измены: он увидел два бокала с остатками шампанского, пепельницу, наполненную окурками дорогих сигарет, мужской носовой платок в пятнах от губной помады, валяющийся у подножья кровати… Это только усилило его мучения.
И почему он не полетел своим обычным рейсом из Чикаго, доставлявшим его поздно вечером? На протяжении ряда лет он ежемесячно отправлялся по одному и тому же маршруту в деловую поездку и пунктуально возвращался в одно и то же время. Зачем на этот раз он позволил болтливому клерку уговорить себя взять билет на более ранний рейс? И почему, прибыв в родной город, он не направился, как обычно, в офис, а сразу поехал домой?
Да, его побудило внезапное желание увидеть поскорее Машу и выпить с ней утреннюю чашку кофе. И еще, он хотел приятно удивить ее, войти на цыпочках в спальню, разбудить нежными поцелуями. Он заранее представлял себе, как это произойдет: длинные черные волосы, разметавшиеся на подушке, ровное дыхание спящей, теплота полных, чувственных губ и затем внезапная радость в раскрывшихся глазах, радость от того, что она видит его.
Именно о такой встрече мечтал Мерредит. Но беспорядок, царивший в спальне, совсем не соответствовал его ожиданию. В воздухе висел тяжелый запах духов и спиртных напитков. Немые свидетельства ее неверности говорили красноречивее любых слов. Тот, кто провел с ней ночь, кто бы он ни был, уже скрылся.
Томас легким прикосновением руки разбудил жену. Он ожидал, что она ему как-то все объяснит. По крайней мере, надеялся на какое-то объяснение. И оно должно быть. Он молча подождал, пока Маша потянулась, сладко зевнула и полностью проснулась. Ее глаза, наконец, сосредоточились на лице мужа. Вместе заискивающих извинений она попросила у него сигарету.
— Маша, с кем ты была здесь этой ночью?
— С мужчиной.
— Я его знаю?
— Нет.
— Ты его развлекала?
— Да.
— Ты целовала его?
— Почему ты заявился так рано? Я хотела прибрать все к вечеру.
— Маша, отвечай мне.
— О, Томас, какой ты тупица! Скучный, старомодный тупица. И удивительно, как я тебя терпела целые семь лет. — Маша вновь зевнула и закрыла глаза, лаская пальцами свободную подушку, словно вспоминая испытанное недавно наслаждение.
— Ты хоть понимаешь, что ты наделала?
— Можешь добиваться развода. Мне безразлично. — Она презрительно повернулась к нему спиной, давая понять, что разговор окончен.
И вот именно в этот момент уязвленная гордость Томаса Мерредита обернулась взрывом необузданной жестокости. Его руки непроизвольно потянулись к ее горлу, сдавили что есть силы, так, чтобы она даже не вскрикнула. На какой-то момент ей удалось вырваться, но он настиг ее в гостиной и там довершил свое страшное преступление, несмотря на отчаянное сопротивление, продолжавшееся не более двух минут.
