Игорь Исайчев - Проклятая деревня
– В обитель проходите. Сейчас придумаем, как с вашей бедой справиться.
…До того, как первый глоток ледяной водки мячиком покатился по пищеводу, Сергей пребывал в полнейшей прострации. Батарейки внутри окончательно сели, и затуманенное сознание категорически отказывалось фиксировать окружающее. Но, за раз влив в себя две трети граненого стакана, Баринов, вместе с первым хмелем, вдруг ощутил приступ нестерпимого голода. Пока он без лишних уговоров уплетал курицу с холодной вареной картошкой, заедая квашеной капустой, священник, едва пригубивший за компанию из небольшой рюмки, молча за ним наблюдал.
Когда же Сергей, подобрав последние крошки с тарелки, с довольным вздохом отвалился на спинку массивного стула, хозяин подал голос:
– Зрю, насытился. Теперь можно и по-человечески познакомиться. Тебя отроковица, – он указал пальцем на Ольгу, пристроившуюся рядом с опером, – я ведаю. А ты, стало быть, – палец переместился в сторону Баринова, – Сергей Анатольевич, капитан милиции и старший оперуполномоченный… Занятно, однако... Ну, да Бог с вами… Я же настоятель местного прихода отец Илья… Повествуйте уже, с чем пожаловали?
Разомлевшего от водки опера неожиданно потянуло на откровенность. Тщетно борясь с раздирающей рот зевотой, он в мельчайших подробностях вывалил настоятелю события последних суток. Тот же слушал не перебивая, заметно мрачнея по ходу рассказа. Закончил свой рассказ Баринов вопросом, на который не особо надеялся получить ответ:
– Ну, отец, может, ты растолкуешь, что происходит? Я так лично ни черта не понимаю!
– Не богохульствуй! – грозно сверкнул глазами настоятель и, повернувшись в красный угол, перекрестился на большую, в темном окладе икону, перед которой теплилась лампада. – Большая беда к нам пришла.
Сергей, трезвея от появившегося знакомого стылого кома в желудке, с необъяснимым ужасом наблюдал, как посерело его лицо. Между тем священник замогильным голосом продолжал:
– Разбудили грешники дьявольских тварей. Теперь только на помощь Господню уповать остается. Не чаял я, что выпадет встать на их пути. Но, видать, не закончен еще мой путь воина.
– Э, э, отец, ты это вообще о чем? – Баринов всерьез испугался, что батюшка не в себе.
Отец Илья, наконец, справившись с собой, залпом допил остатки водки в рюмке и налитыми кровью глазами в упор уставился на опера.
– Думаешь, рассудок потерял, старый дурак? Ошибаешься, все гораздо хуже. Сейчас и для твоего разума, сын мой, тяжкое испытание настает… С вампирами ты воевал, капитан милиции, вот с кем. И молись Господу, что уберег он тебя от участи, коя много страшнее смерти бренного тела – от вечной жизни.
Закрыв рот ладонью, тихо ойкнула до этого бесшумно, как мышка, сидевшая Ольга. Оглушенный признанием настоятеля, Сергей, заикаясь, с трудом смог выдавить из себя:
– К-какими еще вампирами?.. Их же в природе не существует… Это ж все сказки для идиотов…
Священник, прежде чем ответить, взял початую литровую бутылку, и на этот раз, игнорируя рюмку, щедро разлил по стаканам.
– Давайте-ка еще примем, а после все без утайки расскажу, о чем сам ведаю. Раз уж мы в одной упряжке, так вместе придется и напасть одолевать.
* * *13 августа 1989 года. 14 часов 05 минут. Ленинградская область. Дом настоятеля.
Несмотря на давящую усталость и выпитую водку Сергей воспринимал действительность с болезненной резкостью. Стресс моментально нейтрализовал хмель, и спиртное уже не мутило сознание, а играло роль допинга, позволяющего держаться на ногах и дальше слушать невероятный, больше похожий на страшную сказку, рассказ настоятеля.
– Я-то, прежде чем сан принять, – голос батюшки вновь отвердел, он сумел овладеть собой, – более двух десятков лет верой и правдой Родине отслужил. Вчистую демобилизовался с должности заместителя командира десантно-штурмовой бригады. В миру – подполковник в отставке Савельев Илья Алексеевич.
Баринов по-новому посмотрел на священника. С первого взгляда он дал ему не более сорока пяти лет, разве густая, аккуратно подстриженная борода добавляла возраст. Но сейчас, несмотря на скупой свет пасмурного дня, Сергей отчетливо увидел, что бывшему подполковнику уже хорошо за пятьдесят. А тот, не обращая внимания на реакцию слушателей, продолжал:
– За жизнь не раз пришлось мне людской кровушкой землю окропить. Афганскую войну, с самого начала, с семьдесят девятого, от звонка до звонка прошел и другого бытия, кроме ратного дела, для себя не представлял. Вырвешься, бывало, в Союз в отпуск, посмотришь на бардак там царящий, и обратно в горы тянет, прям спасу нет. Там-то сразу понятно кто друг, а кто враг. Кто в бою прикроет, а к кому спиной ни в коем случае нельзя поворачиваться. И жену там же встретил, Людмилу мою.
Настоятель глубоко вздохнул, сглатывая ком в горле.
– Да видать за все мои грехи она сполна и заплатила…. В ноябре восемьдесят шестого обстреляли духи госпиталь из миномета. И мины-то всего две на территорию залетели, а ее дурным осколком в живот…
Баринов медленно повернул голову к Ольге и в ее глазах, наполненными близкими слезами, прочитал то же, о чем подумал сам. Настоятель, которому самой судьбой назначено исповедовать других, сейчас, по сути, исповедовался перед ними, малознакомыми прохожими, волею слепого случая, занесенными к нему в дом.
Сергей остро почувствовал гнетущую, неподъемную тоску, переполнявшую сидящего напротив человека в потертой рясе. И еще он, леденея, понял, – нет, не просто так отец Илья выворачивает душу наизнанку перед первыми встречными. Теперь их судьбы в один тугой узел связаны самой старухой с косой.
Батюшка заметил безмолвный разговор гостей, и горько усмехнувшись, разлил остатки водки по стаканам.
– Помянем душу безгрешную, – и, первым махнув свою порцию, продолжил:
– Она еще полгода боролась. Семь операций перенесла, последние две в Бурденко, в Москве… «Красную Звезду» её, посмертную, мне потом в районном военкомате вручили… Но, самое страшное было в том, что она на втором месяце беременности была. Я об этом только после похорон узнал. Хорошо, хоть сразу не сказали, а то бы точно умом тронулся, и так на самой грани помрачения рассудка балансировал... По кустам, да за солдатскими спинами я и раньше никогда не прятался, а в то время окончательно страх потерял. Вот в Кандагаре, в восемьдесят седьмом, аккурат под новый год, снайпер меня и подкараулил. От верной смерти тогда бронежилет спас. Пластина хотя и не выдержала, но инерцию пули погасила, да в сторону отклонила. Та, вместо сердца, легкое продырявила. Вот меня в Ленинград, в Военно-медицинскую академию прямиком и отправили. Я-то, как Людмилу схоронил, так до самого ранения пил страшно. Командир с пониманием относился, глаза закрывал, и прикрывал, как мог. А в госпитале словно обрезало. И вроде глаза на водку не смотрят, но и жить не хочется, чуть руки на себя не наложил. – Настоятель перекрестился на икону. – Как раз в ту самую черную пору священник к нам и зачистил, вроде как психологу помогать, с посттравматическим синдромом у раненых справляться. Я на него поначалу и внимания никакого не обратил. Все мои синдромы давным-давно перегорели, а ранение, так – невезение досадное. Только начал он меня разговорами донимать, и ведь мало-помалу сумел интерес к себе пробудить. Доказал, что совсем другая жизнь есть, без войны, без крови и смерти. И светлого в ней гораздо больше, чем черного… А перед самой выпиской пригласили меня на ту беседу, которая всю судьбу и перевернула. Где и с кем я общался, вам знать ни к чему, расскажу только суть, которая меня тогда чуть повторно с ума не свела. Когда впервые услышал – грешным делом подумал, что разыгрывают. Однако истина заключается в том, что вампиры-кровососы не выдумка, а действительно существуют в реальности.
