Евгений Некрасов - Большая книга ужасов – 61 (сборник)
Вот так отбрила! Кажется, в Зойкиных глазах я был ничуть не лучше сочинителей небылиц про ведьмачий хвост. Они считают дядю Тимошу слишком необыкновенным, я – слишком обыкновенным. Но у обыкновенных людей в сарае не валяется гора костылей. Наверное, и у самых лучших врачей редко бывает, чтобы человек приковылял хромым, а ушел здоровым. Нет, надо посмотреть на ведьмака.
Тут как по моему заказу Зойка напомнила:
– Вы лечиться-то у дядь Тимоши не раздумали?
– Не раздумали, не раздумали! Когда поедем? – загорелся Жека. Ему льстило, что загадочный ведьмак будет лечить его синдром Разлюли-Малинина.
– А хоть сегодня, – не стала ломаться Зойка. – Надо только достать вам велики, а то пешком идти замучаетесь. Тебе я дам свой маленький, а ты, Алешка, проси у Светланы Владимировны. У нее в музее настоящий «Пежо», французский.
У меня аж слюнки побежали. «Пежо»! Как же, знаю. Видел через витрину: продается в автомобильном салоне и стоит, как «Жигули». «Выпрошу. За нож тетя Света даст покататься», – решил я, не подумав, почему такой велик оказался в краеведческом музее.
А Зойка сказала, что вообще-то пришла на занятия в кружок, но, раз мы собрались к дяде Тимоше, то надо ехать скорее. И побежала за велосипедами.
Мне и в голову не пришло, что она ждала нас нарочно, чтобы затащить к ведьмаку.
Мы с Жекой открыли музей тети-Светиным ключом и пошли по залам. Иначе было не попасть в квартиру. Когда купец двести лет назад строил себе дом, он ведь не думал, что на чердаке у него поселится директор. Вход на чердак был из самой дальней маленькой комнатки; в старину там жила кухарка.
Отнесли мы стекло, вставили в грубоватую металлическую раму гроба. Пока он был открыт, в зале появился слабый душок сырой земли и гнили. Жека старался не смотреть на скелет.
– Ну что ты, в самом деле! – сказал я. – Смешно даже. Это уже не человек, а просто косточки, они не могут двигаться без мышц, сухожилий…
Жека слушал, кивал и не верил. В конце концов я устал его убеждать и просто повел дальше.
Из обворованного купеческого кабинета слышались голоса. Брат потянул меня за руку: он хотел еще разок посмотреть, как снимают отпечатки, но боялся строгого эксперта.
Ладно. Заглянули мы в кабинет. Эксперт со своей кисточкой добрался до окна, в которое влезли воры. Пока нас не было, появился оперативник в штатском. Он допрашивал тетю Свету, быстро черкая в большом блокноте. На вид ему было лет восемнадцать. Я бы поспорил, что его костюмчик и желтый галстук, как у Незнайки, куплены на школьный выпускной вечер.
Мы тихо встали в дверях, и нас не заметили. Тетя Света перечисляла каких-то людей, оперативник записывал, уткнувшись в блокнот. Тетя называла его то младшим лейтенантом, а то вдруг Виталиком, и тогда он розовел, но поправить десантную тетушку не решался. Иногда младший лейтенант Виталик уточнял:
– Это какой Афанасьев?
– Тот самый, прокурор города, – говорила тетя, и Виталик с несчастным лицом записывал прокурора.
– Ну и, наконец, Скорятин, – закончила она.
– Зубной? – удивился младший лейтенант. – Он тоже?
– Не тоже, а в первую очередь. Он крупнейший знаток икон в районе, а может быть, и в области.
Я понял, что это за список, в который попали прокурор и стоматолог: тетя назвала Виталику коллекционеров антикварных вещей.
– Светлана Владимировна, а почему вы сказали: «Наконец, Скорятин»? – уцепился за слово младший лейтенант. – И вспомнили его последним… У вас неприязненные отношения?
– Отношения у нас официальные. Он проводил экспертизу нескольких икон из фондов нашего музея, я ему платила, – неохотно сказала тетя Света.
Виталик не отставал:
– И все-таки вы Скорятина не любите! Почему?
– Дело-то давнее… – мялась тетя. Младший лейтенант глядел выжидающе, и она стала рассказывать: – Когда я приняла этот музей, здесь не было предметов культа. Я обратилась к городским коллекционерам. Объяснила, что восстанавливаю обстановку купеческого особняка, нужны иконы, лампадки, ведь раньше они висели в каждой комнате. Многие почли за честь подарить музею экспонаты из своей коллекции. Я, разумеется, указала на табличках: «Дар Афанасьева», «Дар Смирнова». – Тетя повела рукой, показывая в соседний зал, и увидела нас. – Вернулись? Идите, почитайте что-нибудь, я скоро.
Младший лейтенант и раньше косился на нас поверх блокнота, но помалкивал, а теперь спросил:
– Кружковцы? В мое время вы не взяли бы такого малыша.
– Племянники, – коротко объяснила тетя. – Так вот, о Скорятине. Он принес две испорченные иконы. Какой-то неумеха начал смывать с них потемневшую олифу и повредил красочный слой. По совести такие вещи не дарят, а выбрасывают. Я ему и высказала: «Вы что же, Борис Михайлович, дурочкой меня считаете или побирушкой? Я ведь никому руки не выворачивала: жалко вам хорошую икону – не дарите ничего. Зачем же обманывать?!» Он как в русской народной сказке, и с подарком, и без подарка. – На этих словах тетя обернулась к нам и рявкнула командным голосом: – Вы еще здесь?!
Пришлось уйти. Впрочем, самое важное я услышал: отношения у Скорятина с тетей не такие, чтобы стоматолог радовался, встретив ее племянников. Выходило, что не к нам он подошел на улице – не к Алеше и Жеке, а к глазам и ушам тети Светы. С ее характером она, может, и слушать не стала бы обманщика. А когда племянники скажут, что к ним приставал незнакомый дядька, тетя обязательно их расспросит, каждое дядькино слово велит повторить. Мы и выложим, как Скорятин возмущался: «Варварство!», как сказал: «Я лично не стал бы связываться с краденым». Он спешит показать, что не имеет с ворами ничего общего.
Я так размышлял и шел с Жекой по музею, не подозревая, что совсем скоро и загадки стоматолога, и кража покажутся мне обыденными, вроде покупки кефира. Потому что в следующем зале нас ждала настоящая тайна.
Глава XIV. Самостоятельная жизнь колдовского ножа
Колдовской нож был перевернут. Я отлично помнил, как тетя Света пристроила его на витрине: вбила два гвоздика, загнула кверху и положила нож острием к окну и чуть наискось – рукоятка выше клинка. А сейчас острие смотрело в другую сторону, рукоятка оказалась на нижнем гвоздике, съехала и уперлась в горшок для варки ведьмовского зелья. Если бы не горшок, нож выпал бы из витрины. И это за стеклом, в запертом на все замки музее!
Я, конечно, сразу подумал о тете Свете. Могла она перевесить новый экспонат по-другому? Могла. Только не сейчас и не так. Чтобы добраться до ножа, нужно отвинтить четыре шурупа и снять стекло. Возни довольно много, а ведь тетя была занята с полицейскими. Да и нож по-новому висел не сказать, чтобы красиво. Скорее было похоже на то, что его пытались достать из витрины, подталкивая чем-то через щель за стеклом.
