Стивен Кинг - Акционерное общество «Больше не курим» (сборник)
– О «мясорубке»?
– Нет, – ответил Хантон. – О холодильнике. Ладно, идем.Адель Фраули была мертва; лежала в гробу, сшитая из кусочков терпеливыми и старательными служащими морга. Но часть ее души могла остаться в машине, и если б это было действительно так, то сейчас эта душа должна была бы исходить криком. Она должна была знать, должна предупредить их. Миссис Фраули страдала несварением желудка и для того, чтобы избавиться от этого заурядного недуга, принимала весьма заурядное лекарство – таблетки под названием «Гель Е-Z», коробочку с которыми можно было приобрести в любой аптеке за семьдесят девять центов. Правда, сбоку на коробочке значилось противопоказание: людям, страдающим глаукомой, принимать «Гель Е-Z» нельзя, поскольку содержащиеся в нем активные ингредиенты могли привести к ухудшению состояния. Но, к несчастью, Адель Фраули не обратила внимания на эту надпись. И ей следовало бы помнить, что незадолго до того, как Шерри Квелетт порезала палец, она, Адель, случайно уронила в машину полный коробок этих таблеток. Теперь же она была мертва и ведать не ведала о том, что активным ингредиентом, снимавшим боли в желудке, являлось химическое производное белладонны, растения, известного во многих европейских странах под названием «рука славы».
Внезапно в полной тишине фабрики-прачечной «Блю риббон» раздался зловещий булькающий звук. Летучая мышь, словно безумная, метнулась к своему убежищу – щели между проводами над сушилкой, куда тут же забилась и прикрыла мордочку широкими крыльями.
Звук походил на короткий смешок.
И тут вдруг «мясорубка» со скрежетом заработала – лента конвейера побежала в темноту, выступы и зубчики, сцепляясь друг с другом, завертелись, тяжелые цилиндры с форсунками для пара начали вращаться.
Она их ждала.Хантон въехал на автостоянку в самом начале первого – луна скрылась за чередой медленно ползущих по небу темных туч. Он одновременно выключил фары и ударил по тормозам – так резко, что Джексон едва не стукнулся лбом о ветровое стекло.
Затем выключил зажигание, и тут оба они услышали мерное постукивание.
– Это «мясорубка», – тихо произнес Хантон. – Да, она. Завелась сама по себе и работает посреди ночи.
Какое-то время они сидели молча, чувствуя, как в души их медленно и неумолимо закрадывается страх.
Наконец Хантон сказал:
– Ладно, идем. За дело.
Они выбрались из машины и подошли к зданию – стук «мясорубки» стал громче. Вставляя ключ в замочную скважину, Хантон вдруг подумал, что машина издает звуки, свойственные живому существу. Словно дышит, жадными горячими глотками хватая воздух, словно разговаривает сама с собой свистящим насмешливым полушепотом.
– А знаешь, мне почему-то вдруг стало приятно, что рядом со мной полицейский, – сказал Джексон. И перевесил коричневую сумку с одного плеча на другое. В сумке находилась небольшая баночка из-под джема, наполненная святой водой, и гидеоновская Библия [30] .
Они вошли внутрь, и Хантон, нажав на выключатель у двери, включил свет. Под потолком замигала и загорелась холодным голубоватым огнем флюоресцентная лампа. В ту же секунду «мясорубка» затихла.
Над цилиндрами висела пелена пара. Она поджидала их, затаившись в зловещем молчании.
– Господи, до чего ж уродливая штуковина, – прошептал Джексон.
– Идем, – сказал Хантон. – Пока она окончательно не распсиховалась.
Они приблизились к «мясорубке». Рычаг безопасности был опущен.
Хантон вытянул руку.
– Ближе не стоит, Марк. Давай сюда банку и говори, что делать.
– Но…
– Не спорь!
Джексон протянул ему сумку. Хантон поставил ее на стол для белья перед машиной, затем дал Джексону Библию.
– Я начну читать, – сказал Джексон. – А ты, когда дам знак, побрызгаешь на машину святой водой. И скажешь: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа вон отсюда, ты, нечистая сила». Понял?
– Да.
– А потом, когда дам второй знак, разломишь облатку и снова повторишь заклинание.
– А как мы узнаем, подействовало или нет?
– Узнаем. Тварь, засевшая там, повыбьет все стекла, когда будет выбираться наружу. И если с первого раза не получится, будем повторять еще и еще.
– Знаешь, мне чертовски страшно… – пробормотал Хантон.
– Честно сказать, мне тоже.
– Если мы ошиблись насчет этой самой «руки славы»…
– Не ошиблись, – сказал Джексон. – Ну, с Богом!
И он начал читать. Голос наполнил пустое помещение и гулким эхом отдавался от стен.
– «Не сотворяйте себе кумиров и изваяний, и столбов не ставьте у себя, и камней с изображениями не кладите в земле вашей, чтобы кланяться перед ними; ибо Я Господь Бог ваш…» – Слова его падали в тишину, словно камни, и Хантону вдруг стало холодно, страшно холодно. «Мясорубка» оставалась нема и неподвижна под мертвенным сиянием флюоресцентной лампы, и ему вдруг показалось, что она ухмыляется. – «…И будете прогонять врагов ваших, и падут они перед вами от меча» [31] . – Тут Джексон поднял от Библии бледное лицо и кивнул.
Хантон побрызгал святой водой на подающий механизм конвейера.
И тут машина издала пронзительный мучительный крик. Из тех мест, куда попали капли воды, повалил пар и завился в воздухе тонкими красноватыми нитями. «Мясорубка» дрогнула и ожила.
– Получилось! – воскликнул Джексон, стараясь перекричать нарастающий грохот. – Она завелась!
И он принялся читать снова, громким голосом, перекрывая лязг и шум. Затем опять кивнул Хантону, и тот побрызгал еще. А затем внезапно его пронзил леденящий душу ужас, и он с беспощадной ясностью осознал, вернее, почувствовал, что произошла страшная ошибка, что машина приняла их вызов и что она… сильнее.
Джексон читал все громче и громче, он уже почти кричал.
Из мотора вдруг начали вылетать искры; воздух вокруг наполнился запахом озона, к которому примешивался медный привкус крови. Теперь уже главный мотор дымился. «Мясорубка» вертелась с безумной скоростью – стоило хотя бы кончиком пальца дотронуться до центральной ленты, и все тело в течение доли секунды оказалось бы втянутым в этот бешено мчавшийся конвейер, а еще секунд через пять превратилось бы в сплющенную окровавленную тряпку. Бетонный пол под ногами дрожал.
Затем вдруг главный подшипник выплюнул волну пурпурного света, в холодном воздухе запахло грозой. Но «мясорубка» продолжала работать, лента мчалась все быстрей и быстрей, винтики и зубчики вращались с такой скоростью, что различить их было уже невозможно и все перед глазами сливалось в сплошной серый поток, который затем начал таять, менять очертания.
Хантон, стоявший словно в гипнозе, вздрогнул и отступил на шаг.
– Бежим отсюда! – крикнул он, перекрывая весь этот оглушительный, невыносимый грохот.
