Алексей Атеев - Кровавый шабаш
Они вышли из машины. Солнце светило вовсю. Ветер закручивал на пустынной улице маленькие пыльные вихри.
Обиталище таинственного Леонардо оказалось строением, в каких до семнадцатого года ютились мещане средней руки. Низ его был каменный, а верх деревянный. Сколько дождей омыло его, сколько снегов засыпало крышу! Домик, однако, выглядел неплохо и, как видно, собирался простоять еще сотню лет.
Альберт долго барабанил в покосившиеся дощатые ворота, потом, обессилев, отошел и тоскливо глянул вдоль совершенно пустынной улицы.
— Безрезультатно, — сказал он себе под нос.
— Чего изволите, уважаемые? — услышал он у себя за спиной. Женя засмеялась, Альберт обернулся и обнаружил прямо перед собой крошечного старичка, одетого в просторные парусиновые брюки и такую же толстовку, то есть по моде в лучшем случае двадцатых годов.
— Нам Леонардо… то есть Юрия, — сказал Альберт.
— А вы его друзья?
— Как вам сказать? Вроде того.
— Ответ лукавый, — резюмировал старец. — Однако проходите.
Двор с пустой конурой зарос мокрецом, возле порога стояла наполненная водой деревянная колода, у которой копошились куры, одинокий гусь, переваливаясь с лапы на лапу, направлялся к старику.
— А-а, Кеша, — сказал старик, обращаясь к гусю, — сейчас покормлю, любезный ты мой. Заждался.
Гусь задрал красную лапу, подержал ее на весу, потом что-то выкрикнул на своем гусином языке — должно быть, попрекнул старика за длительную отлучку.
— Ну не сердись, — ласково сказал старец, — я тебе гостинец принес. — Он достал из кошелки хвост минтая и кинул гусю.
Птица неодобрительно загоготала, однако приняла подношение и удалилась куда-то за угол.
— В дом пройдем или здесь поговорим? — поинтересовался старец, вытирая руки листом лопуха. — Если вы пожаловали по поводу Юри-ных долгов, то ничем помочь не могу. Пенсию задерживают, накоплений не имею.
— Нет, мы по другому поводу.
— А самого Юры нет. Уже четвертый день…
— А где он? — спросил Альберт.
— Кто знает…
— Юра ваш внук? — спросил Альберт.
— Правнук. — Старик посмотрел на Альберта выцветшими голубыми глазами и засмеялся: — Правнучек мой…
— Да сколько же вам лет? — недоуменно спросила Женя.
— Девяносто два, — с отстраненным равнодушием ответил старик, — девяносто два годочка.
— Мы из милиции, — сказал Валеев, — приехали узнать про вашего… — он запнулся, — правнука.
— Из милиции? Понятно. А что он натворил?
— Да ничего… Не в этом дело. У Юры есть друзья, приятели?
— Наверное, есть. Сюда никто не ходит. Он называет мой дом убежищем от бурь. Где-то шастает, нет его иной раз месяц, потом является… Отдыхает. Одна, правда, девица появлялась. Он ее все рисовал. Юрка-то художник, да вы, наверное, знаете. Красивая девка.
— А как ее звали?
— Вот не скажу. Не представил он. Не считал нужным. — Старик поморщился.
— А можно посмотреть его комнату? Старик неожиданно остро глянул на Альберта:
— Обыскивать будете?
— Зачем обыскивать? Просто глянем.
— Что же, глядите. Только я с вами. А?
— Конечно, конечно…
— Тогда пойдемте.
В доме было прохладно, тихо, полутемно, половицы скрипели под ногами.
— Наверху он жил, — пояснил старик, — называл — мансарда. Говорит, художники живут обязательно в мансардах.
Старец как-то очень ловко забежал вперед и толкнул дверь. Женя оказалась на пороге просторной, даже огромной комнаты, действительно выглядевшей как мастерская художника. Часть потолка была застеклена.
— Специально людей нанимал, чтобы крышу переделать, — пояснил старик. — В копеечку влетело!
Женя и Альберт осмотрелись. Две стены импровизированной студии тоже полностью застеклены, а две остальные увешаны картинами и рисунками. Тут же стоял мольберт на треноге с наполовину законченным полотном. Было просторно и чисто. Огромная тахта, застеленная чем-то пестрым, стереосистема, маленький телевизор, на нем видеокамера — вот и все убранство студии. Имелись, правда, штанга и гири. На стеллажах и на полу валялся разный хлам: прялка, помятые самовары, почему-то тележное колесо. Такое же колесо свисало с потолка в качестве своеобразной люстры. На нем были размещены свечные огарки. Свечей в студии вообще хватало — на стеллаже с книгами, на полках с разной дребеденью, в многочисленных подсвечниках. Часть свечей цветные, но преобладали почему-то черные. Однако главным, конечно, были картины.
Портреты, пейзажи, на взгляд Жени, выполненные довольно профессионально. Но имелась в них одна общая особенность: мрачный колорит. Небо темное, лица угрюмые. Несколько полотен и вовсе поражали безысходностью. Вот хотя бы этот холст. Женя остановилась, вглядываясь. Переплетение обнаженных тел, искаженные лица… Ну и фантазия у этого Леонардо! Портреты! Вот Вержбицкая. Поясной портрет. А вот она уже обнаженная, изображена в полный рост. И опять то же настроение. И свет какой-то болезненный.
Женя переходила от картины к картине. Все одно и то же. А это что?! Похоже, какие-то сатанинские атрибуты. Козлиная харя, вписанная в перевернутую пятиконечную звезду. Коз-лобородый монстр топчет распятие…
— Как-то я зашел сюда, он меня позвал, — подал голос старик, — погляди, говорит. И на дьявола указывает, вон на того. Спрашивает: что думаешь? Плюнул я. Он усмехается. Неужто, говорит, в Бога веришь? После всего! А ты, спрашиваю, неужто нечистому поклоняешься? Ага, говорит. А Бога вашего нет. Я ему: дьявол, значит, есть, а Бога нет? Именно, отвечает. Он всем правит. И опять на рогатого кажет. Любовь, говорит, кончается ненавистью, а красота тленна. Тогда почему, спрашиваю, дьявол до сих пор не воцарился в мире? Воцарится еще. Придет срок… И спасутся только те, кто ему сейчас почести отдает.
Женя вопросительно посмотрела на Альберта. Тот молча пожал плечами. Что тут скажешь?
— А это кто? — спросила Женя у старика, указывая на портрет какого-то мужчины.
— Юрка и есть. Сам себя рисовал.
Женя присмотрелась. Она где-то видела этого человека. Высокие скулы, безвольный скошенный подбородок.
— Ой!
— Что такое?
— Это же!..
— Кто?
Женя посмотрела на старика, который шаркающей походкой двинулся к двери, и приложила палец к губам.
— Это тот… — Женя вновь покосилась на старика, — с кладбища… Которому голову отрезали. Убитый вчерашний.
— Ты думаешь? Круто! Делаешь явные успехи. Срочно нужно ехать в управление и доложить майору. Как думаешь, твой оруженосец еще у ворот?
Пашка дожидался их.
— Очень кстати, — серьезно заявил Альберт, — ваша помощь милиции, видимо, в скором времени будет отмечена. А теперь, уважаемый Павел, везите нас в управление.
