Лорел Гамильтон - Обсидиановая бабочка
Но я должна сознаться, что больше радовалась за себя, чем огорчалась за Полину. Не в том смысле радовалась, что меня излечили ценой ее жизни, а в том, что раз Ники закрыли магией, значит, он и полиция уже на пути сюда. И мне только надо продержаться до их появления и удержать этих ребят от того, что они собираются со мной делать - что бы оно ни было.
- Так что, когда Ники не появился, вам уже не нужно было сохранять ей жизнь.
Голос у меня звучал спокойно, но даже лучше - я действительно была спокойна. Это было не обычное, а холодное отстраненное спокойствие, которое научаешься вырабатывать у себя, когда дело действительно плохо. А если не научаешься, то вопишь благим матом. Я уже свою норму ора на эту ночь выполнила.
- Ее жизнь не важна. Важна твоя.
- Я рада быть в живых, но не поймите меня неправильно: какая вам разница, жива я или нет?
- Ты нам нужна, - произнес за мной мужской голос.
Мне пришлось задрать голову и выгнуть шею, чтобы увидеть, кто говорит. Сперва я его не разглядела, потому что он был окружен людьми без кожи. Мне вспомнилось, что Эдуард беспокоился, куда делись некоторые тела. И он понятия не имел, что могло с ними статься.
Было примерно двадцать пять или тридцать пять оживленных трупов, и стояли они за мной так тихо, что я их не услышала и не ощутила. Как выключенные роботы, ждали они возвращения жизни. Зомби никогда не бывают так тихи, так пусты. К концу, когда они начинают разлагаться и надо положить их в могилу, пока они не растаяли, они и то бывают живее этих. Мне тут же стало ясно, что подняты тела, но личности, заключавшиеся внутри этих тел, не подняты. Их хозяин съел то, что превращало их в личности. То, что было для этих тел больше, чем соединением мышц и кожи. Души он не ел, потому что я видела одну из них в доме, где он сделал двух таких ободранных. Но что-то он взял из их тел, какую-то память о том, что я ощущаю, когда поднимаю мертвых. Они стояли, как вырезанные из плоти камни, абсолютно пустые. Те, в больнице, хотя бы притворялись живыми. Эти даже не притворялись.
Наконец я разглядела говорящего мужчину. На нем был стальной шлем и стальной нагрудник, какие описываются в исторических книгах конкистадоров, но все остальные элементы своего наряда он позаимствовал прямо из кошмара.
На шее у него было ожерелье из языков, еще свежих и розовых, будто только что вырезанных. Юбка состояла из кишок, которые дергались и извивались, подобно змеям, и каждая толстая лента жила сама по себе. Обнаженные до плеч руки, сильные и мускулистые, были покрыты исчезнувшими веками жертв. Когда он подошел ближе, я увидела, что веки открываются и закрываются. Они моргали на меня, и под ними открывались дыры в форме глаз. А в дырах этих зияла тьма и мерцал свет холодных звезд.
Я отвернулась, вспомнив звездные глаза Итцпапалотль. Нет, в эти глаза я падать не хочу. Если сейчас мне предстояло бы сделать выбор, я предпочла бы городского вампира этой твари, что стояла передо мной.
После того, что я видела на месте убийства, казалось, я почувствую, как в нем убывает зло, но зла не было. Была сила, будто рядом находится аккумулятор величиной с небоскреб. Энергия жужжала у меня по коже, но энергия нейтральная. Ни добрая, ни злая сама по себе - как ни добр и ни зол пистолет, который все же можно использовать во зло.
Я увидела, как шевелились языки ожерелья, будто силились крикнуть. Хозяин снял шлем, и показалось худощавое красивое лицо, напомнившее мне Бернардо - не совсем ацтекское, какое я ожидала увидеть. В ушах у него были бирюзовые серьги - под цвет его синевато-зеленым глазам. Он улыбнулся мне и казался свежим юношей двадцати с небольшим лет. Но груз прожитых лет я ощутила в его взгляде, и настолько тяжелый, что стало трудно дышать.
Он протянул руку к моему лицу, и я отдернулась. Такая реакция будто разорвала его хватку, которой он меня держал, - я могла двигаться. Я могла дышать. Могла думать. В жизни на меня достаточно выливали магического гламора, и не узнать его я не могла. Ты либо бог, либо не бог - и мой монотеизм тут ни при чем. Мне приходилось чуять магию монстров и противоестественных тварей всех видов, и их я тоже научилась узнавать при встрече. Сила не превращает тебя в божество. Что превращает, я не знаю, но уж точно не сила. Какой-то искры божественного не хватало в том существе, что смотрело сейчас на меня. А если он просто монстр, может быть, с ним можно еще сладить.
- Кто ты? - спросила я, радуясь, что голос мой звучит нормально и уверенно.
- Я Супруг Красной Жены.
Он смотрел на меня очень терпеливыми, очень добрыми глазами. Такие глаза подошли бы ангелу.
- Красная Жена - так ацтеки называют кровь, Что значит, что ты - супруг крови?
- Я - тело, она - жизнь, - сказал он так, будто это и был ответ на мой вопрос. Меня такой ответ не устроил.
Что-то коснулось моей руки, мокрое и скользкое. Я отдернулась, но цепь не пустила. Кусок ожившей кишки полез за моей рукой, тыкаясь, как отвратительный червь. Я сумела подавить крик, но не смогла сдержать участившийся пульс.
Самозваный бог засмеялся.
Очень обычный был смех, может, так и смеются те, кто воображает себя богом, но в нем была этакая мужская снисходительность, давно вышедшая из моды. Он будто говорил: "Ах ты, глупенькая, разве ты не знаешь, что я - сильный мужчина, и ты ничего не знаешь, а я знаю все?"
А может, я просто слишком щепетильна в этом вопросе.
- А почему кишки?
Улыбка стала едва заметной. На красивом лице выразилось недоумение.
- Ты смеешься надо мной?
Кишка отскочила от моей руки, как назойливый кавалер, получивший резкий отпор. И хорошо.
- Нет, я только спросила, почему именно кишки. Ты явно умеешь анимировать любые части тела.
Сохранять их от разложения, как те кожи, в которые одеты твои люди. При таком большом выборе зачем тебе именно внутренности?
О себе каждый любит поговорить. Чем больше самомнение, тем сильнее его владелец радуется разговорам о себе. Я надеялась, что Супруг Красной Жены такой же, как все, - по крайней мере в этом смысле.
- Я ношу на себе корни их тел, чтобы те, кто видит меня, знали: враги мои - пустая скорлупа, и все, что принадлежало им, принадлежит теперь мне.
Каков вопрос - таков ответ.
- А языки?
- Чтобы никто не верил лжи моих врагов.
- Веки?
- Я открыл глаза моим врагам, чтобы они никогда не могли закрыть их для правды.
Он так мило отвечал на вопросы, что я решила рискнуть на большее.
- А как ты снимал кожу с этих людей без всяких инструментов?
- Тлалоци, мой жрец, призывал к себе кожу с их тел.
- Как? - спросила я.
