Сергей Арбенин - Собачий род
— Трубы не хватит, — задумчиво сказал дежурный.
— А они трамбовать будут! — хохотнул начальник.
Повернулся к бомжу.
— Эй, как тебя, Борода! Сегодня неприёмный день. Сам уходи, и своих предупреди, чтоб не высовывались.
Борода кивнул, миролюбиво сказал: "Понял, начальник!" — и полез вверх по мусорному Монблану, пока не исчез в морозном тумане, который окутывал вершины рукотворных гор.
Начальник поглядел на нескольких рабочих в ватниках и телогрейках, которые с ломами и лопатами ковырялись у подножия свежей мусорной кучи: делали вид, что работают.
— Холодно, — сказал начальник. — Пойдём, что ли, ещё по маленькой.
А тётя Галя сидела на крылечке питомника, подперев голову рукой в огромной рукавице, и потихоньку плакала.
* * *
Вой над посёлком постепенно начинал стихать. Уже одна из собаковозок стояла без дела, водители военной техники бродили вокруг машин, а начальство стояло отдельной кучкой на "главной площади" посёлка — на конечной остановке автобуса, где были несколько магазинов и почта. Эта могучая генеральская кучка уже изрядно замерзла. И позволила себе распить бутылочку коньяка: генеральские лица стали морковного цвета.
Внезапно послышался звон и грохот. В доме, стоявшем довольно далеко от генералов, там, где обернутые фольгой трубы теплотрассы образовывали арку, внезапно вылетело окно, брызнуло стекло. Из окна во двор метнулся тёмный собачий силуэт.
— Что это там? — строго спросил один из генералов, повернув голову.
Не дождавшись ответа, поманил пальцем старшего офицера, который стоял неподалёку, тоже в кучке офицеров. Офицер торопливо сунул пластиковый стаканчик товарищу, вытер губы и подбежал.
— Что там? Слышал звон?
— Так точно, товарищ генерал-майор!
— Выясни!
Офицер трусцой ринулся в переулок, за ним поспешали двое омоновцев.
Они добежали до дома, где послышался звон, заглянули через забор. В доме выхлестало окно, занавеска вывалилась наружу. Во дворе никого не было.
Офицер замешкался, не зная, что предпринять. И, пока он так думал, опершись рукой о покосившийся забор, внезапно перед самым его лицом появилась страшная морда. В первую секунду офицер подумал: "Чёрт!", — потом, уже выхватывая из кобуры ТТ, разглядел — это был человек. Странный, прямо скажем, но всё-таки человек.
Он был небрит, и не просто небрит: казалось, лицо было покрыто мохнатой шерстью.
— Э-э… — протянул офицер. — Ты чего, хозяин?
Существо молчало, тяжело дыша.
— Двери, что ли, не хватило — в окно вываливаешься? — спросил кто-то.
— Да он, видать, с перепою, — отозвался другой омоновец.
Офицер выслушал всех, ещё раз поглядел на человека. Человек тяжело дышал, изо рта разило чем-то тошнотворным. Руки он прятал за пазухой телогрейки.
— Ладно, обойдёмся без скандала, — сказал офицер мохнатому. — Иди, дядя, спи. Да окно хотя бы одеялом завесь, — выстудишь избу-то.
Существо качнулось, напряглось. В зловонном рту заклокотало, и низкий, хриплый голос отчетливо произнёс:
— Оставь.
Офицер уже повернулся было уходить, но остановился.
— Чего "оставь"?
Существо опять качнулось, словно слова давались ему с трудом:
— Оставь нас в покое, — выговорило оно.
— Да я тебя и не трогаю. Охота больно с таким мохнорылым… — начал было офицер, и осёкся. Прямо на него глядела медвежья морда с открытой пастью, и из пасти капала слюна.
Офицер отскочил, путаясь в кобуре. Омоновцы подняли автоматы, повернулись к начальнику, ожидая команды. Но команды не последовало: пока офицер вытаскивал пистолет, снимал с предохранителя, — медведь исчез. Исчез, будто его здесь и не было. Пустой белый двор с навесом. Под навесом, — тележка с алюминиевой флягой — по воду ходить; аккуратная поленица берёзовых дров. Лопата для снега… Двор как двор.
Только занавеска, вывалившись из окна, шевелилась на ветру. Да под окном поблёскивали рассыпанные осколки стекла.
— Тьфу, зараза… — перевёл дух офицер. — Иван! Позови сюда участкового. Пусть всё проверит. Леший тут, что ли, живёт?.. Вот же гадство, как напугал.
Он совал ТТ в кобуру, но рука так дрожала, что пистолет никак не слушался.
* * *
Джулька проснулся. Он лежал, не шевелясь, лишь слегка водил одним чутким, как локатор, ухом. Сквозь тявканье, визг, рычанье бродячих собак Джулька ясно чувствовал, что переулок заполнен чужими, непрошеными гостями.
Джулька полежал, прислушиваясь, соображая. Вздохнул и поднялся на нетвёрдые ещё лапы. Толкнул мордой хлипкую дощатую дверцу. Щеколда легко опустилась от толчка и Джулька выбрался на свет.
Свет был ослепительным. Белый снег, белое небо, — белый, белый мир. Джулька потянул воздух носом. Да, сегодня в мире творилось что-то неладное. Совсем, совсем неладное.
Джулька прошёл по тропинке, пробитой Андреем в сугробах, вышел в огород, и неторопливо побрёл к забору, отделявшему двор от улицы.
Пока он болел, и конуру, и площадку перед ней в углу огорода изрядно занесло снегом. Джулька недовольно поворчал, и упал прямо в снег, прижимаясь боком к забору.
За забором слышался шум: скрипел снег под чужими, уверенными шагами, в отдалении фырчали моторы. Лаяли охрипшие собаки и доносились человеческие голоса.
Джулька лежал, принюхиваясь, с равнодушным видом, полуприкрыв глаза. Он уже знал, что сейчас произойдёт. Он предвкушал, он наслаждался предчувствием великого представления.
И вот шаги приблизились. Тяжёлые, чужие шаги.
Джулька почти неохотно приподнялся, упёрся передними лапами в доски и высунул голову.
Генерал-майор Лавров, совершавший обход поля боя, не особенно торопился. Мороз спал, да и коньячок, устроившись в обширной утробе, приятно согревал изнутри. Вся свита генерал-майора нестройно брела в субординационном отдалении, разглядывая заборы, голые деревья, лица старух, торчавших в запотевших окошках.
— Деревня и деревня, — сказал кто-то. — Никогда бы не поверил, что до центра города отсюда всего двадцать минут езды.
— Э-э, ты ещё на Втором поселке не был! Во где зона! В смысле, по Стругацким — экологического бедствия, — подхватил второй офицер. — У меня там знакомый живёт, в общежитии завода ДСП.
— А зачем он там живёт?
— Ну, во-первых, пока больше негде. А во-вторых, там ему удобно: он три комнаты соединил, получилась квартира. Правда, горячей воды нет и канализация забивается. Зато, прикинь, недавно хвалился, что платит за всё про всё 45 рублей! Со светом, прикинь? Он там, кажется, единственный нормальный человек. Остальные нигде не работают. Бутылки собирают, металл воруют. И незаконных там много. И русские мигранты, и молдаване, и чеченцы. Прикинь, только цыган почему-то нет. Пьянь страшная. Половина общаги разбавленным спиртом торгует. Этот мой друг — он, вообще-то, художником на ДСП работал, а сейчас прирабатывает, где может. Так вот, он рассказывал: на выборы у них очень любят ходить. Ну, те, естественно, которые с пропиской. А выборы у них там — настоящий праздник. Ну, они и наряжаются, как на праздник. И вот, говорит, на выборы дело было, вышла из подъезда одна баба, у ней мужик пьяница, колотит её постоянно, — так вот, пошла на выборы: вся принаряженная, в допотопном платье, бигудями завитая, накрашенная. А под глазом — во-от такой фингал! Прикинь!
