Джим Батчер - Маленькое одолжение
Трудно рассуждать здраво, когда в тебя стреляют. Так уж устроены люди, что в момент, когда жизнь вот-вот готова оборваться самым что есть неприятным образом, они редко являют собой образцы рационального и творческого мышления. Рассудок рассудком, а у тела свои собственные представления о логике выживания, и сводятся они как правило к двум: «порвать угрозу в клочки» или «задать стрекача». Разумные мысли в процессе принятия решения участия не принимают — все решают инстинкты.
Однако наши инстинкты складывались довольно долго, так долго, что не в состоянии угнаться за потенциальными угрозами. Убежать от пули нельзя, да и схватываться врукопашную с тем, у кого в руке пистолет, тоже мало смысла, если вы, конечно, не самоубийца. Ни скорость, ни безрассудно-агрессивное поведение не могли мне помочь. Надо было придумать какой-то другой выход.
Еще одна пуля ударила в полу ветровки, дернув укрепленную заклятием кожу вперед. Точно так же дернулась бы она от попадания камня, только камни не издают в полете такого злобного жужжания. На бегу я опрокинул мусорный контейнер в надежде на то, что он задержит бебек хотя бы на секунду-другую.
Вот видите: приходится-таки действовать рационально и, можно сказать, творчески — даже на бегу по замерзшему переулку, спасаясь от взаправдашних сказочных персонажей, которые поливают тебя свинцом. Признаюсь, это труднее, чем могло бы показаться.
Я не осмеливался оглянуться на них. Я мог бы прикрыться от пуль силовым щитом, но для этого мне пришлось бы остановиться, а у меня не имелось ни малейшей гарантии того, что один из них не перемахнет через него как звезда кун-фу. Ну, и никто не мешал им напасть на меня с двух сторон.
Конечно, будь я на их месте и проследи я меня до этого переулка…
Грохот выстрелов за моей спиной стих, и до меня, наконец, дошло, что происходит.
Подбегая к дальнему концу переулка, я вскинул посох, целясь наугад перед собой, и взвизгнул: «Forzare!»
Я мог бы рассчитать время чуть лучше. Поток невидимой энергии, сорвавшись с конца моего посоха, тараном устремился вперед. Он угодил в третьего бебеку в момент, когда тот выступил из-за угла, замахнувшись здоровенной дубовой палицей. Попади я в него точнее, и он полетел бы от меня вверх тормашками. Однако удар пришелся ему в правое плечо, вырвав палицу у него из рук и заставив его описать пируэт, которому позавидовал бы любой пьяный.
Я не слишком хорошо разбираюсь в овцах, но с лошадьми дело имел — спасибо моему второму наставнику, Эбенизеру МакКою, на ферме у которого я прожил несколько лет. Я знаю, например, что ноги у них ужасно уязвимы — особенно с учетом того веса, который на них приходится. С лошадиными ногами может случиться множество неприятностей — например, легко может сломаться одна из на удивление хрупких мелких косточек чуть выше копыта. Такая травма может лишить лошадь подвижности на несколько недель — если не навсегда.
Поэтому, добежав до пытавшегося восстановить равновесие бебеки, я с размаху врезал ему посохом по ноге. Удар получился что надо — будь у меня в руках бейсбольная бита, и то вряд ли вышло бы лучше, — и я услышал резкий, характерный треск. Бебека испустил пронзительный, полный боли вопль и рухнул в снег. Стараясь не сбавлять хода, я миновал его, бегом пересек улицу и устремился к ближайшему углу, пока его дружки не успели снова поймать меня на мушку.
Так вот. Загоняя дичь, всегда убедитесь прежде, что тот, на кого вы ее гоните, готов с ней справиться.
Я нырнул за угол за считанные доли секунды до того, как пистолеты за моей спиной грянули снова. Пули высекли из кирпичной стены град осколков. В стене рядом со мной виднелась железная дверь — судя по всему, аварийный выход без ручки снаружи. Вряд ли мне удалось бы оторваться от бебек — с их-то скоростью. Я решил рискнуть, остановился и приложил к двери ладонь, отчаянно надеясь, что замок у двери обычный, пружинный, а не какой-нибудь засов.
Хоть в этом мне повезло. Я ощутил механизм замка, сконцентрировался, еще раз пробормотал: «Forzare,» — и мысленно потянул ригель от косяка. Замок отворился. Я прыгнул внутрь и захлопнул дверь за собой.
В доме царили темнота, тишина и неожиданное, даже неуютное после уличной холодрыги тепло. Задыхаясь, я привалился спиной к двери.
— Хоро-ошая дверь, — прохрипел я. — Умница. Хорошая, крепкая дверь, каких боятся эти рогатые твари из Небывальщины.
Я услышал движение за дверью только потому, что прижимался к ней ухом. Негромко хрустнул снег.
Я застыл на месте.
До меня донеслись какой-то шорох и дыхание, напоминающее негромкое конское фырканье. И снова тишина.
Должно быть, секунды три прошло, пока до меня дошло: бебека с той стороны делает то же самое, что я: прислушивается в надежде понять, кто там, за дверью.
Нас с ним разделяло не больше пяти-шести дюймов.
И я стоял в полной темноте. Если что-нибудь пошло бы не так, и бебеке удалось бы попасть внутрь, о бегстве я мог даже не помышлять. Я не видел ни пола, ни стен, ни каких-либо других препятствий, способных преградить путь к бегству. Лестницы, например. Или чего-нибудь ржавого и режущего.
Я замер, не осмеливаясь пошевелиться. Даже стальная дверь не помешала бы бебеке изрешетить меня сквозь нее — при наличии, конечно, достаточно мощных патронов. И потом, никто не говорил мне, что из оружия у него один только пистолет. Я как-то видел, с какой легкостью можно проткнуть человека мечом сквозь такую дверь, и зрелище это, признаюсь вам, не из приятных.
Поэтому я стоял, стараясь не производить ни звука и думать по возможности рациональнее.
Кажется, тогда я вспомнил один из тот фильмов про маньяка в маске призрака, в котором парень прижимается ухом к душевой перегородке — точно так же, как делал это я. Таящийся в соседней кабине убийца втыкает нож прямо в ухо своей жертвы.
Мысль эта привела меня в панику, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не удариться в слепое бегство. Ухо отчаянно зачесалось. Если бы я не знал, что бебекам только и нужно, что выгнать меня как кролика из кустов, мне бы не удалось сохранять спокойствие. Это далось мне нелегко, но я справился.
Прошло, наверное, недели полторы, прежде чем я услышал еще один выдох из не по-человечески больших легких и тихое, едва слышное поскрипывание снега под копытами.
Дрожа от адреналина, усталости и холода, я как мог бесшумнее отодвинулся от двери. Если я хотел выбраться из этой истории целым и невредимым, мне нужно было соображать лучше, чем эти рогатые задницы. Бебеке, Мебеке и Ненеке известно, что я спрятался здесь, и они не намерены отказываться от добычи. Один из них сторожит дверь, не давая мне возможности покинуть здание тем же путем, каким я в него попал. Значит, двое других огибают здание в поисках входа.
