Борис Левандовский - Шумен
– Нет, ничего особенного.
Тотальная неопределенность
Мирон пригласил его на кухню и достал из холодильника две банки пива – темного Максу, светлого себе. Однако, прикинув кое-что в уме, Макс решил отказаться от пива, поскольку в его нынешнем состоянии алкоголь вряд ли был хорошим помощником.
Родители Мирона уже улеглись спать; они были выходцами из села, и уклад жизни, привитый в молодости, брал свое. Сам Мирон выглядел вполне бодро, хотя встал сегодня в четыре утра. Он из солидарности тоже отказался от пива и приготовил кофе. Затем стал рассказывать, как они с отцом порыбачили. Мирон был настоящим фанатом рыбной ловли, а год назад ему удалось заразить этим увлечением и Макса.
– Да, кстати, – сказал Мирон, внезапно обрывая тему крючков и наживок, – мне вчера позвонила Лена.
– Серьезно? – удивился Макс.
– Хотела разведать, как твои дела. Ведь вы, кажется, с ней рассорились.
– И что же ты ей ответил? – спросил Макс, улыбаясь: новость была приятной. Похоже, Лена не меньше его устала дуться из-за ерунды, хотя это и проявлялось в ее обычной манере.
– Моя отповедь была достойна… в общем, ладно… я ответил, что с таким же успехом она могла бы позвонить прямо тебе. Ну, и еще кое-что добавил в конце, от себя.
– И что же?
– Только не обижайся, старик. Я сказал, что от расстройства ты наглотался какой-то херотени, от которой у тебя теперь галлюники.
– Вот спасибо… – опешил Макс, едва не поперхнувшись кофе. Но через секунду все равно закашлялся.
– Да не за что, не за что, – Мирон заботливо похлопал его по спине.
– Что ты ей еще сказал?
– Больше ничего, честно. Она рассмеялась и положила трубку.
Когда Макс собирался вновь пригубить чашку, из нее внезапно вынырнул чей-то невероятно длинный язык, покрытый мерзкого вида пупырышками, и лизнул его в губы. Макс отдернулся от чашки и пролил часть ее содержимого на стол.
– Не беда, – сказал Мирон, вытирая стол тряпкой. – Старик, я знаю тебя слишком давно. Ты пришел ко мне сегодня не просто так. Можешь не говорить, что у тебя стряслось, значит, есть причины молчать, но… если потребуется моя поддержка, то ты знаешь, где меня найти.
– Спасибо, – ответил Макс. Вот за это он и любил Мирона.
Чашка с недопитым кофе осталась стоять на протертом столе, – пить из нее Максу больше не хотелось. Скользкое прикосновение длинного языка еще долго сохранялось в памяти, не смотря ни на всяческие убеждения, что это являлось не более чем очередной иллюзией. Иногда они были уж чересчур отвратительными. И всегда – необычайно правдоподобными.
«А если меня здесь вообще нет? – вдруг пронеслось у Макса. – Если на самом деле я только думаю, что в гостях у Мирона?»
Он еще не забыл, как обрадовался приезду родителей, провел с ними больше часа, пока не выяснилось… Это был отличный урок – здесь, в его маленьком флигеле реальности, куда открылся люк, ведущий в гигантские катакомбы подсознания, больше ни чему нельзя было безоглядно доверять, даже собственным глазам. И – прежде всего – им.
Тотальная неопределенность.
Это трудно. Трудно, когда ты становишься чьим-то подопытным кроликом, а затем тебя просто отпускают, не оставляя ни единого шанса вернуться назад, чтобы задать вопросы и получить на них ответы. Трудно, когда главная угроза – в тебе самом. Трудно, когда у тебя появляется враг, о котором ты ничего не знаешь, но которого это не остановит. Особенно трудно – смотреть, как…
Макс уже целую минуту наблюдал, как от мизинца левой руки Мирона, подобно конечности амебы, сначала отпочковался бородавчатый нарост, развился в человеческий эмбрион, и теперь это плавало в воздухе, связанное с пальцем его лучшего друга неким эквивалентом пуповины, уверенно приобретая черты Бледного незнакомца.
– Извини, но мне лучше вернуться домой, – сказал Макс, прервав рассказ Мирона о том, как они с отцом по дороге с рыбалки пробили колесо и обнаружили проблемы с запаской. Он поднялся.
– Кажется, это еще хуже, чем я думал, – произнес Мирон, тоже вставая. – Ты уверен, что правильно сейчас поступаешь, старик?
– У меня нет выбора.
– Как знаешь.
Шумен
Вернуться домой Макс решил пешком, предпочтя сорокаминутную прогулку пешком четвертьчасовой езде на автобусе. Ему не хватало только влипнуть еще в какую-нибудь историю. По дороге назад его поджидало лишь одно неприятное событие, которое, однако, изрядно подпортило Максу и без того угнетенное состояние духа.
Выскочив из кустов, ему преградил путь черный пудель с тонким кожаным ошейником. Макс собирался обогнуть собаку, но пудель снова перерезал дорогу, неотрывно глядя ему прямо в глаза. У Макса застучало сердце, поскольку животное вело себя слишком странно (если, конечно, было настоящим), да и этот тяжелый взгляд собаки не предвещал ничего хорошего. Пудель был слишком мал, чтобы представлять серьезную опасность, – в худшем случае, он мог вцепиться в голень и оставить несколько царапин от своих мелких зубов, – но не существовало гарантии, что пес не проявит каких-нибудь необычных способностей. Тот пес, которого видел Макс.
– Пошел!.. – он сделал вид, что собирается пнуть собаку. Пудель слегка попятился, но остался на дороге.
Макс оглянулся вокруг, убеждаясь, что поблизости никого нет, и тогда сказал:
– Ладно, чего ты хочешь?
– Ты зря бегаешь от него, – ответил черный пудель ломающимся и чуть хрипловатым голосом подростка. – Теперь он сможет найти тебя везде и когда захочет. Тебе нигде не спрятаться.
Со стороны темного сквера раздался короткий свист, и пудель умчался на него, опять став обычной собакой.
Он не уточнил, кого имел в виду, но Максу и так было ясно.
* * *Макс добрался домой только к полуночи. Заперев входную дверь и снова оказавшись в родных стенах, он почувствовал себя увереннее. Но пудель был прав – для Бледного незнакомца не существовало преград. Тот мог возникнуть в любой момент: материализоваться из сигаретного дыма, выскочить из бутылки с пивом, подобно джину, свалиться на голову с потолка, будто кусок старой штукатурки… Короче, как угодно.
Несмотря ни на что, эта поздняя прогулка окончательно выбила Макса из сил. Действие кофе, которым его угостил Мирон, закончилось еще по дороге, и теперь ему хотелось только одного: расслабиться в постели, дать отдых гудящим ногам и тяжелеющей голове. И спать, спать, спать – наплевав на то, что сны могут оказаться куда опаснее той иррациональной версии реальности, в которую его затянуло; наплевав даже на Бледного незнакомца.
Спать.
Кровать манила его убаюкивающим голосом морской сирены, обитающей в океанской пучине снов, суля блаженный покой и забытье. Макс понимал, что рано или поздно не устоит перед этим соблазном, который с каждой минутой уже все больше становился необходимостью.
