Грэхэм Мастертон - Джинн
— Она не обманула вас, — сказал Джарвис. — Разве что у него было слегка повышено кровяное давление, его беспокоила простата… но это пустяки. Я имел в виду другое. Макс, стал нервным, вспыльчивым и совершенно запустил дела.
— А вы знаете почему? — спросил я. — Макс что-нибудь рассказывал?
Доктор Джарвис съел еще кусок бекона.
— Макс не был откровенным, вы сами знаете. Мне только известно, что он целиком ушел в изучение одной античной арабской вещицы, которую привез с Востока.
— Амфора, — сказал я. — Кувшин, на котором нарисованы лошади и цветы.
Джарвис кивнул:
— Точно.
Он взял маленький серебряный колокольчик и позвонил, чтобы принесли еще кофе.
— А Макс никогда не объяснял вам почему?
— Что почему?
— Почему он днями и ночами трясся над своим кувшином? И вообще, что он с ним делал? Теперь этот горшок заперт в башне Зимнего Порта. Даже не то что заперт — замурован.
— Это я знаю, — отозвался доктор Джарвис.
— И вам не кажется это странным?
Доктор пристально посмотрел на меня.
— Конечно, странно. Макс Грейвс сам по себе был очень странным человеком. Но он всегда знал, что делает. Вы должны понять, что он не любитель.
— Любитель чего?
— Да чего угодно, — вежливо ответил Джарвис. — Он был бизнесменом, дипломатом, коллекционером древнего антиквариата и — джентльменом. Чем бы он ни занимался он никогда не был дилетантом. Как я уже говорил, он всегда знал, что делает.
Я вздохнул:
— Однако же все равно он покончил с собой?
Доктор пожал плечами:
— Разве?
— Вам это известно не хуже, чем мне, — сказал я. Маджори увидела· его на кухне с изрезанной физиономией.
Доктор Джарвис скомкал салфетку, задумчиво бросил ее в тарелку и с подозрением взглянул на меня.
— Я не знаю, чем занимаетесь вы, мистер Эрскайн, произнес оп торжественным голосом, — но я в своей профессии выучился не делать поспешных выводов.
— То есть вы думаете, что это не самоубийство?
— Это лишь отчасти самоубийство.
Я потянулся за сигаретой.
— Отчасти? Как это понимать и какие еще бывают в таком случае самоубийства?
Доктор Джарвис достал из кармана брюк золотую зажигалку и дал мне прикурить.
— Существует несколько различных видов самоубийств, уверенным тоном начал он, — их почти столько же, сколько и самих самоубийц. Каждый, кто решил покончить с собой, видит в этом единственно возможный для себя выход. Суицид — это результат внутреннего кризиса, а все такие кризисы, сами понимаете, разные. У каждого свои причины, свои особенности, и так далее.
— Я благодарен вам за лекцию по психологии. И какой же вид самоубийства в нашем случае?
Доктор Джарвис снял очки. За ними прятались светлые, водянистые глаза, напомнившие мне студень под соусом.
— Самоубийство Макса Грейвса произошло под влиянием своеобразного гипнотического действия, — спокойно ·сказал доктор. — Он не кончал с собой. Он отдал свою жизнь.
Я встал из-за стола и подошел к окну. На улице было тепло, солнечно и спокойно. А здесь повисло напряжение и холод, и так случалось всегда, когда я рассказывал об этом кувшине. Какое-то время я стоял молча, попыхивая сигаретой, затем спросил:
— Доктор Джарвис, если Макс отдал свою жизнь, то можете вы объяснить, для чего?
Доктор смущенно покашлял.
— Мистер Эрскайн, прежде, чем я вам отвечу, позвольте мне спросить вас. Что, по-вашему, может угрожать миссис Грейвс и как это связано со смертью Макса?
Я посмотрел на далекие всплески волн в темпом море.
— Не знаю. Что-то не в порядке с той амфорой, а что не знаю. Я думаю, Макс приписывал кувшину свойства, которыми тот на самом деле не обладает. Думаю, он убедил себя в том, что сосуд по ночам поет и выкидывает разные трюки. Макс сам виноват в том, что произошло. Но меня сейчас беспокоит Маджори, она, кажется, верит в то же самое. Понимаете, я боюсь повторения истории Макса уже с его супругой. Вернее, вдовой.
Доктор Джарвис поморщился. Он выглядел таким старым и усталым, что я с трудом верил, что это тот самый доктор, который навещал меня в детстве, сидел на моей кровати, рассказывал разные истории и показывал, как складывать самолетики из бумаги.
— Мистер Эрскайн, — решился он наконец. — Я расскажу вам все, что знаю. Я боюсь показаться неэтичным, но я так же был потрясен и подавлен смертью Макса Грейвса, как и вы. Чтобы разобраться в этом деле, понадобится свежий ум.
Я стоял у окна, курил и смотрел на сад.
— Продолжайте, я слушаю.
— Как я уже говорил, Макс ни в чем не был дилетантом. За что бы он ни брался, он всегда верил, что у него получится так же, как у настоящего профессионала. Он не растрачивал себя попусту, и если не мог быть лучшим, просто забрасывал, это дело и никогда к нему не возвращался. Макс Грейвс хотел быть во всем первым.
— Весьма справедливая характеристика.
— Так вот, — продолжал Джарвис. — Макс был одним из истинных знатоков и коллекционеров антиквариата Среднего Востока. Не знаю, известно ли вам, но его основные интересы были прикованы к тому, что имеет отношение к маши и оккультизму. Этот кувшин был его величайшим триумфом. Он купил его в Персии в пятидесятых годах, вывез на морском судне в Соединенные Штаты и все последующие годы посвятил тому, чтобы выяснить, что это за вещь на самом деле и как с ней обращаться. Он был уверен, что этот кувшин — подлинник кувшина Али-Бабы, который считался непревзойденным магом и мудрецом древности. Он часто беседовал со мной на эту тему и в разговорах давал понять, что в кувшине таится настоящий джинн, как в сказке. Макс говорил, что горло лампы запечатано особым способом, чтобы джинн оттуда не выбрался, и если просто, попытаться разбить верхнюю часть, то можно умереть страшной смертью. Джинн очень жесток и могущественен. Чтобы обезопасить себя, единственно возможный путь -это изучить старинные киши по магии, в которых можно разыскать сведения о том, как держать джинна в узде.
Я облокотился на спинку стула.
— И вы этому верите, доктор? Или вам кажется, что у Макса было не в порядке с головой?
Доктор Джарвис улыбнулся:
— Я не знаю, чему верить. Макс рассказывал о кувшине и джинне без тени шутки. Он так и называл его — «кувшин джинна». Джинн — это арабское слово, означает «дух».
— Правильно, — сказал я с умным видом, хотя сам только вчера об этом узнал. — Джинн, дух — одно и то же.
— Дело Макса меня занимает все больше и больше, продолжал доктор Джарвис. — Когда я впервые увидел труп, я подумал прежде всего об убийстве. Но убийца не может проникнуть в кухню или уйти оттуда незамеченным, это невозможно. Все свидетельствует о самоубийстве. Но почему он это сделал — вот что неясно.
