Елена Артамонова - Царство ожившей мумии
– Не боишься поджариться на солнце? – раздался над головой голос Ксении.
– Хочу выглядеть как человек, все лето проведший на море. Но пока не очень-то получается. А вот у тебя загар просто фантастический.
– Ко мне солнце хорошо прилипает.
Девочка, расстелив на песке полотенце, уселась неподалеку от Аннушки. Говорить не хотелось, но когда Аннушка все же задала какой-то пустяковый вопрос, то удивилась, не услышав ответа.
– Ксения, ты меня слышишь? – приподнявшись на локте, переспросила она.
Ксения даже не обернулась, она сидела неподвижно, направив свой взгляд куда-то за горизонт. Потом заговорила, ни к кому не обращаясь, – тихо, с незнакомыми интонациями:
– В раскаленной пустыне можно выжить, лишь отдав свою душу могущественному властелину, став песчинкой среди песчинок.
– Ксения! О чем ты?
– Я разве что-то сказала?
– Ты говорила о раскаленной пустыне.
– Тебе, наверное, показалось. Хотя здесь действительно жарковато, – Ксения поднялась, небрежно свернула полотенце. – Я, пожалуй, пойду. Смотри, не сгори на солнышке. У тебя уже спина покраснела.
Аннушка снова осталась одна. Тревога не отпускала ее – вокруг происходили странные, необъяснимые события, в которых она просто обязана была разобраться.
Девочка медленно шла по опустевшему, залитому нестерпимо ярким светом лагерю. И не отрываясь, смотрела вперед, туда, где за фургоном притаилась зловещая палатка. Там, под легкой белой тканью, скрывалось древнее зло, представлявшееся Аннушке огромным клубком ядовитых змей. Невидимые змеи уже начали расползаться по лагерю, отравляя смертельным ядом небо и землю, тела и души находившихся здесь людей. Вокруг не было ни души, но Аннушка знала – если бросить резкий косой взгляд, позади можно засечь какое-то движение, краем глаза увидеть стремительно промелькнувшую черную тень.
Палатка надвигалась, неестественно быстро увеличиваясь в размерах, на глазах превращаясь в огромный шатер. Колени Аннушки ослабли, походка стала неуверенной, сердце стремительно рухнуло куда-то в район пяток. Вот сейчас белый полог дрогнет, а спустя миг из шатра выйдет тот, от одного взгляда которого вянут цветы и замертво падают порхающие в воздухе бабочки. Паника клокотала в груди, грозя выплеснуться наружу, но Аннушка все же сумела подавить это возникшее без видимой причины чувство, шагнула к палатке, которая уже вернулась к привычным своим габаритам.
– Иван Дмитриевич, вы здесь?
Ей не ответили. Белый полог покачивался от легкого ветерка, скрывая от ее глаз тайну. Чудовищная догадка заставила содрогнуться – профессор молчал не потому, что увлекся своими исследованиями, просто он был мертв – поднявшаяся из гроба мумия убила его.
– Иван Дмитриевич, вы здесь? – еще раз повторила Аннушка и, глубоко вздохнув, отважилась заглянуть в палатку.
Профессора внутри не оказалось. Гроб все так же стоял на столе, а вокруг лежало множество листков бумаги, исписанных рукой ученого. Девочка шагнула к столу, внимательно посмотрела в нарисованное на крышке гроба лицо. Оно пугало, но самое страшное находилось не снаружи, а внутри этого сделанного по форме человеческого тела футляра. Или уже нет?!! Вдруг мумия покинула гроб и сейчас, в эти самые минуты, бродит по лагерю, заглядывая в опустевшие палатки? Мысль была довольно нелепой, вздорной, но навязчивой. Аннушка отчетливо видела, что крышку гроба недавно открывали, а потом закрыли, немного сдвинув ее и оставив щель в палец шириной. Может быть, это сделала сама мумия?
От собственной дерзости холодело под ложечкой, но Аннушка понимала, что должна отважиться на это. На всякий случай перекрестившись, отважная исследовательница взялась за крышку…
– Что вы здесь делаете?
От неожиданно прозвучавших над самым ухом слов девочка вздрогнула, крышка выскользнула из ее рук, со стуком упав на место. Гроб приоткрылся лишь на секунду, но Аннушка уже поняла, что мумия лежит на своем месте. В данный момент больший страх у девочки вызывал рассерженный профессор, застукавший ее на месте преступления.
– Простите… Я не хотела, то есть хотела, но…
– Вы намеревались посмотреть на мумию, милая барышня, и надо признать, это вполне понятное желание.
В обычное время бесцеремонное вторжение в палатку вызвало бы у профессора Соколова реакцию, похожую на ядерный взрыв средней мощности, но сейчас он был удивительно, неправдоподобно спокоен.
– Простите меня, Иван Дмитриевич, пожалуйста! Я собиралась спросить разрешения, но не удержалась, – лепетала Аннушка, все еще не верившая, что ее возмутительный поступок остался без последствий. – Мне так хотелось увидеть настоящую мумию!
– Не советую. Вы никогда не задумывались о том, что не только мы смотрим на тех, кто покинул этот мир, но и они смотрят на нас? Прошлое не умерло, не сгинуло, оно живет своей тайной жизнью, и те, кто пришел из глубины веков, с любопытством и подчас с осуждением разглядывают тех, кто живет ныне.
Профессор здорово смахивал на погруженного в свои мысли лунатика, а его отрешенный взгляд скользил поверх головы Аннушки.
– Я, пожалуй, пойду.
– Нет! – Иван Дмитриевич встрепенулся, поднял вверх палец, словно к чему-то прислушиваясь. – Постойте. Мне кажется, он хочет посмотреть на вас.
– Меня ждут, – напуганная произошедшей с ученым переменой, Аннушка шагнула к выходу, но он, с силой сжав ее запястье, поволок девочку к столу.
– Смотрите!
Так и не отпустив девочку, Иван Дмитриевич неловко, одной рукой начал сдвигать крышку гроба. Прозрачные глаза Аннушки округлились от ужаса. Она, не мигая, следила за действиями профессора. Инстинкт подсказывал ей, что сейчас произойдет нечто непоправимое…
Солнце слепило глаза. Аннушка стояла возле белой палатки, с озадаченным видом озираясь по сторонам. Похоже, у нее случился очередной провал памяти – яма, в которую рухнули связанные с мумией воспоминания. «А может быть, дело не в мумии, не в проклятии египетской гробницы? – внезапно подумала Аннушка. – Что, если все дело во мне? Мое сознание нарушено, оттого все вокруг кажется чужим и странным. Я просто схожу с ума…»
Солнце медленно сползало к горизонту, собираясь окунуться в спокойную синь моря. К вечеру жара начала спадать. Бродившие неведомо где археологи потихоньку собирались на территории лагеря, переговаривались между собой, смеялись. Спокойная размеренная жизнь текла лениво и неспешно, и только чувствовавшая себя совершенно разбитой Аннушка не принимала в ней участия. Ко всем прочим бедам, вроде безумия и амнезии, она обгорела на солнце и теперь тихонько лежала в палатке, смотря в стену и предаваясь отчаянью.