Клайв Баркер - Сотканный мир
Наконец-то образ начал проявляться…
— Скажи мне, и оно твое.
Кэл ощутил ветер на лице и вдруг снова взлетел, а под ним расстилалась чудесная страна. Ее долины и горы, ее реки и башни — все было здесь, запечатленное в подкладке пиджака Шедуэлла.
Кэл ахнул при виде ее. Шедуэлл отреагировал со скоростью молнии:
— Что это?
Кэл смотрел во все глаза, потеряв дар речи.
— Что ты видишь?
Кэла охватили противоречивые чувства. Глядя на эту землю, он ощущал восторг и в то же время боялся того, чем ему придется заплатить (может быть, он уже платит, даже не подозревая об этом) за такое пип-шоу. В Шедуэлле было что-то мерзкое, несмотря на улыбки и посулы.
— Скажи мне, — потребовал Шедуэлл.
Кэл попытался удержать слова, вертящиеся на языке. Он не хотел расставаться со своей тайной.
— Что ты видишь?
Этому голосу было трудно противиться. Кэл хотел промолчать, но ответ сам рождался в нем.
— Я… — («Не говори», — предостерег поэт.) — Я вижу. — («Борись. Это опасно».) — Я… вижу…
— Он видит Фугу.
Голос, завершивший за него предложение, принадлежал женщине.
— Ты уверена? — переспросил Шедуэлл.
— Куда уж больше. Посмотри ему в глаза.
Кэл чувствовал себя глупым и никчемным. Все еще зачарованный мерцавшими в подкладке видениями, он не находил сил, чтобы отвести глаза и посмотреть на тех, кто сейчас рассматривал его.
— Он знает, — сказала женщина.
В ее голосе не слышалось ни намека на душевную теплоту. Или хотя бы человечность.
— Значит, ты права, — заметил Шедуэлл. — Она была здесь.
— Разумеется.
— Просто прекрасно, — заявил Шедуэлл, запахивая пиджак.
Для Кэла это стало катастрофой. Когда мир — Фуга, назвала его женщина, — так внезапно ускользнул, он ощутил себя слабым, как младенец. Все силы уходили только на то, чтобы стоять на ногах. Взгляд закатывающихся глаз устремился на женщину.
Она прекрасна, такова была его первая мысль. Одета во что-то красное и пурпурное, цвета очень темные, почти черные. Ткань полностью обтягивала верхнюю часть тела, отчего женщина выглядела целомудренной, спеленатой и укрытой и в то же время подчеркнуто эротичной из-за плотно облегающей материи. Точно так же противоречивы были черты ее лица. Волосы надо лбом были сбриты на два дюйма, а брови — полностью, отчего лицо жутким образом лишалось всякого выражения. Кожа блестела, как намасленная. Несмотря на сбритые волосы и полное отсутствие косметики, способной подчеркнуть достоинства, это лицо так и дышало сексуальностью. Рот слишком правильно очерчен, а глаза — янтарные, золотистые — слишком выразительны, чтобы скрывать чувства. Какие именно чувства, Кэл мог лишь смутно догадываться. Одним из них явно было нетерпение, словно от пребывания здесь женщину тошнило. Еще там клубилась ярость, и Кэл очень не хотел бы увидеть, как она выплеснется наружу. Презрение — скорее всего, к нему — и сильная сосредоточенность, словно женщина видела сквозь его плоть и была готова заморозить его одной мыслью.
Однако в ее голосе не отразилось никаких противоречий. Он был тверже стали.
— Когда? — требовательно спросила она. — Когда ты в последний раз видел Фугу?
Кэл не мог выдерживать ее взгляд дольше одного мгновения. Он перевел глаза на каминную полку и три непарных туфли.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — произнес он.
— Ты ее видел. И сейчас увидел снова в подкладке. Бессмысленно отрицать.
— Тебе лучше ответить, — посоветовал Шедуэлл.
Кэл перевел взгляд с каминной полки на дверь. Они оставили ее открытой.
— Да пошли вы оба ко всем чертям, — произнес он ровно.
Кажется, Шедуэлл засмеялся? Кэл не был уверен.
— Нам нужен ковер, — заявила женщина.
— Он, видишь ли, принадлежит нам, — сказал Шедуэлл. — У нас есть законные основания, чтобы потребовать его.
— Так что, будь так любезен… — Губы женщины искривились от этих вежливых слов. — Скажи мне, куда делся ковер, и мы покончим с этим делом.
— Какой простой вопрос, — сказал Коммивояжер. — Ответь нам, и мы уйдем.
Притворяться ничего не понимающим не было смысла. Кэл подумал: они знают, что я знаю, и переубедить их не получится. Он в ловушке. Однако, несмотря на серьезность ситуации, он ощущал возрастающее воодушевление. Его мучители подтвердили существование мира, который он видел мельком: это Фуга. Желание как можно скорее избавиться от общества этих людей смешивалось с желанием поводить их за нос. Вдруг они расскажут что-нибудь еще о том видении?
— Может быть, я и видел что-то, — признал Кэл.
— Никаких «может быть», — отрезала женщина.
— Все как в тумане… — сказал он. — Я помню кое-что, но не совсем уверен, что именно.
— Ты не знаешь, что такое Фуга? — спросил Шедуэлл.
— А с чего бы ему знать? — вставила женщина. — Он оказался рядом случайно.
— Но он же видел, — возразил Шедуэлл.
— Многие чокнутые видели кое-что, но это не значит, что они поняли. Он сбит с толку, как и все они.
Кэла возмутил ее снисходительный тон, но, в общем, она была права. Он сбит с толку.
— Что ты видел — не твое дело, — сказала ему женщина. — Просто ответь, куда ты дел ковер, а потом забудь все, что промелькнуло у тебя перед глазами.
— У меня нет ковра, — ответил он.
Лицо женщины потемнело целиком, зрачки стали похожи на луны, излучающие тусклый апокалиптический свет.
Кэл снова услышал на площадке скребущий звук, который он изначально принял за крысиную возню. Теперь он уже сомневался в его происхождении.
— Я больше не буду с тобой вежлива, — произнесла женщина. — Ты обычный вор.
— Нет… — возразил он.
— Да. Ты пришел сюда, чтобы ограбить дом старой женщины, и случайно увидел то, чего не должен был видеть.
— Хватит впустую терять время, — произнес Шедуэлл.
Кэл начал сожалеть о своем желании водить эту пару за нос. Нужно было бежать, пока оставалось хотя бы полшанса. Шум с другой стороны двери усиливался.
— Слышишь? — спросила женщина. — Это бастарды моей сестры. Ее ублюдки.
— Они кошмарны, — вставил Шедуэлл.
Кэл в этом не сомневался.
— Еще раз, — продолжала женщина. — Где ковер?
И он повторил:
— У меня нет ковра. — На этот раз его слова звучали умоляюще, а не уверенно.
— Тогда нам придется заставить тебя говорить, — заключила женщина.
— Осторожнее, Иммаколата, — сказал Шедуэлл.
Если Иммаколата и услышала, то не обратила внимания на его предостережение. Она слегка потерла средним и безымянным пальцами правой руки по ладони левой, и на этот безмолвный призыв тут же явились дети ее сестры.
