Питер Страуб - Питер Страуб. История с привидениями.
— Что?
— То, что мы ждем.
— А что это?
— Это здорово, — сказала Констанция, положив голову на стол. — В самом деле здорово.
Я не понимал, о чем они говорят, но все это мне не понравилось. Я решил поговорить с ними об этом попозже.
— Ладно, я хочу, чтобы сегодня ночью вы остались со мной здесь. Я вас в обиду не дам.
Фенни так же безучастно кивнул, будто ему было все равно, а когда я взглянул на Констанцию, то увидел, что она спит.
— Хорошо. Потом мы найдем, где нам спать, а завтра я попробую подыскать для вас жилье в деревне. Вы не можете больше жить в лесу.
Фенни опять кивнул, и я увидел, что он тоже вот-вот заснет. Скоро они оба спали прямо за партами. В тот момент я был готов согласиться с ужасным утверждением Грегори, что нет ничего, ничего, кроме меня и этих двоих измученных детей в холодном школьном здании. Пока мы сидели там, солнце зашло, и в комнате стало темно. Я не мог встать и зажечь свет. Я обещал им найти жилье в деревне, но казалось, что до нее нужно идти много миль. И если бы я и дошел, я не представлял, кто согласится пустить их к себе. В такой обстановке я почувствовал себя таким же потерянным, как эти дети.
Наконец я встал и потянул Фенни за руку. Он проснулся мгновенно, как испуганное животное, и я с трудом смог удержать его на месте.
— Я хочу знать правду, Фенни, — сказал я ему. — Что случилось с Грегори?
— Он ушел, — сказал он так же безучастно.
— Это значит “умер”?
Фенни кивнул, приоткрыв при этом рот, и я опять увидел его ужасные гнилые зубы.
— Но он возвращается?
Он кивнул снова.
— И ты его видишь?
— Он видит нас. Смотрит и смотрит. И пытается трогать.
— Трогать?
— Ну, как раньше.
Я дотронулся до своего лба — он был горячим. Каждое слово Фенни отдавалось у меня в голове.
— Ты столкнул лестницу, Фенни?
— Он смотрит и смотрит, — повторил Фенни, словно этот факт заполнил все его сознание.
Я взял его руками за голову, чтобы заставить посмотреть в глаза, и в этот момент в окне появилось лицо его мучителя. То же бледное, ужасное лицо
— он словно хотел помешать Фенни ответить на мой вопрос. Я почувствовал испуг и тошноту, но одновременно и какое-то странное удовлетворение от того, что сейчас все наконец решится. Я притянул Фенни к себе, пытаясь защитить его.
— Это он! — закричал Фенни, и от его крика Констанция упала на пол и заплакала.
— Ну и что? — крикнул я. — Он не тронет тебя, я с тобой! Он знает, что потерял тебя!
— Где он? Где Грегори?
— Там, — и я показал на лицо за окном. Мы оба уставились в окно, но там не было ничего, кроме темного неба. Дикая радость охватила меня — я победил. Я схватил руку Фенни, но она бессильно упала. Потом он подался вперед, я подхватил его и только через несколько секунд понял, что я держу: это был труп. Его сердце остановилось.
— Вот и все, — сказал Сирс, глядя на своих друзей. — Грегори больше не появлялся. Я слег с лихорадкой и три недели провалялся на чердаке у Мэзеров. Когда я поправился, Фенни уже похоронили. Я собирался тут же уехать, но они удержали меня, и мне пришлось кое-как преподавать дальше. Под конец я даже научился использовать розгу, и меня считали очень хорошим учителем.
И еще одно. Когда я уезжал из Четырех Развилок, я впервые пришел на могилу Фенни. Он был похоронен за церковью, рядом со своим братом. Я смотрел на обе могилы, и знаете, что я чувствовал? Ничего. Пустоту. Как будто я не имел со всем этим ничего общего.
— А что случилось с сестрой? — спросил Льюис.
— О, с ней все было в порядке. Она была тихой девочкой и люди ее жалели. Я переоценил суровость той деревни. Кто-то взял ее к себе, и, насколько я знаю, они относились к ней как к родной дочери. Потом она вышла замуж и уехала из родных мест, но это было уже гораздо позже.
Фредерик Готорн
Глава 1
Рики, возвращаясь домой, удивился, увидев в воздухе снег. “Все сезоны спутались, — подумал он, — вот уже и зима”. Снежинки мелькали в тусклом свете фонаря на Монтгомери-стрит, падали на землю, таяли. Холод проникал под его твидовое полупальто. Он уже жалел, что не взял машину — старый “бьюик”, который Стелла давно хотела продать. В холодные вечера он обычно ездил на машине. Но сегодня ему хотелось подумать. Он собирался поговорить с Сирсом о письме Дональду Вандерли, но не успел. Письмо отправлено, непоправимое совершилось. Он поймал себя на том, что вздохнул вслух, и увидел, как белые клубы его дыхания смешались с падающим снегом.
Раньше все эти истории беспокоили его, вызывая дурные сны, но теперь было другое. Теперь он был по-настоящему испуган. Он не сомневался, что причина его снов — истории, которые они рассказывали. Сегодняшняя история Сирса была еще хуже. Они пугали друг друга и продолжали встречаться только потому, что не встречаться было еще страшнее. Вместе все же было немного безопасней. Даже Льюис боялся, иначе почему он поддержал идею отправить письмо? Теперь, когда письмо уже лежало в почтовом мешке, Рики боялся еще сильнее.
Может быть, действительно стоило уехать отсюда, думал он, смотря на дома, мимо которых проходил. В каждом из них он хоть раз да бывал — по делу или в гостях. Может быть, нужно было переехать в Нью-Йорк после свадьбы, как хотела Стелла? Для Рики эта мысль была почти предательской. Уехать из Милберна, оставить Сирса и дело?
Холодный ветер опять залез за ворот. Оглянувшись, он увидел, что в библиотеке Сирса все еще горит свет. Вряд ли он сможет уснуть, рассказав такую историю
Но нет, это не только истории, — подумал он, — во всяком случае, теперь. Что-то должно случиться. Собственно потому они и рассказывали эти истории. Рики не верил в предвидение, но он в самом деле чувствовал это уже давно. Потому он и думал о переезде. Он свернул на Мелроз-авеню — “авеню” из-за толстых деревьев по ее сторонам. Их листья в свете фонарей отсвечивали оранжевым. Скоро они опадут совсем. Что-то должно случиться со всем городом. Над головой Рики хрустнула ветка. Где-то далеко, на шоссе 17, загудел грузовик: в Милберне в холодные ночи звуки распространялись далеко. Впереди он уже мог разглядеть свет своего собственного дома. Уши и нос болели от холода. “Нечего, мой друг, впадать в мистику после стольких лет разумной жизни”, — сказал он себе.
И тут, пока он так себя увещевал, ему показалось, что за ним кто-то идет. Что кто-то смотрит на него из-за угла. Он ощущал взгляд холодных глаз и представил, что они плавают в воздухе, — одни глаза и ничего больше. Он так и видел их, горящие мертвенным бледным сиянием. Он оглянулся, уверенный, что сейчас увидит их. Но, конечно же, улица была пуста. Пустая улица, обычная, как дворняга.
