Лорел Гамильтон - Поцелуй Мистраля
– Понемножку, и как только скажу: «Всё», сразу прекращай.
Он опять улыбнулся той улыбкой, что наполняла облачные глаза свирепым светом - и я поняла, что это не игра моего воображения. В густых серых тучах его глаз уже сверкала молния. Она погасла, но теперь вернулась опять, заливая его глаза слепящим белым светом. Ветер стих, воздух казался тяжелым и вязким, и уже попахивало электричеством.
Мистраль пальцами - такими мощными, такими сильными - широко развел мои губы. Он лизнул меня вдоль сверху вниз и обратно, пока я не задрожала под его языком и руками. Только потом он прижался ко мне губами. Только потом дал мне почувствовать прикосновение зубов к самым нежным частям моего тела.
Укус был осторожный: очень медленный и очень осторожный.
– Сильнее, - выдохнула я.
Он повиновался.
Он забрал в рот столько моей плоти, сколько поместилось, и укусил. Укусил так сильно, что меня подбросило в воздух, и я завопила. Только я не кричала: «Всё», я кричала без слов, орала во всю глотку, вся изогнувшись, таращась на Мистраля бешеными глазами.
Я кончила для него, кончила от ощущения его зубов в самом интимном моем местечке. Я кончила для него, но даже на пике удовольствия я сумела проорать «Всё, хватит, о Господи, хватит!». Даже сквозь острейшее из наслаждений я почувствовала, что его зубы нажали чуть сильнее, чем надо. Если чувствуешь боль на пике оргазма, надо немедленно останавливаться - когда удовольствие ослабнет, болеть будет куда больше.
Я опять закричала: «Всё!», и он остановился. Я упала на спину: глаза ничего не видели, я не могла шевельнуться, с трудом переводя дыхание. И даже обессиленная оргазмом, я уже чувствовала боль. Болело везде, где прикоснулись его зубы, и понятно было, что потом болеть будет сильнее. Слишком далеко нас завело мое - и Мистраля - желание.
– Ни один укус не кровоточит, и я ни разу не укусил тебя так сильно, как тогда, - услышала я его голос.
Я кивнула, говорить я еще не могла. Воздух сгустился, как перед грозой - королева тоже умеет так сгустить воздух, что дышать трудно.
– Я тебя поранил? - спросил Мистраль.
– Немножко, - сумела ответить я. Боль стала острее. Еще немного - и останется только боль. Лучше бы он закончил раньше, чем наслаждение сменится болью.
Он подобрался ко мне на четвереньках, и мог заглянуть мне в лицо, нигде ко мне не притрагиваясь.
– Как ты себя чувствуешь, принцесса?
– Хорошо, - сказала я. - Помоги мне перевернуться.
– Зачем?
– Если мы продолжим с тобой сверху, мне будет слишком больно.
– Я был слишком груб, - сокрушенно сказал Мистраль. В его глазах сначала в одном, потом в другом блеснула молния, словно пересекла насквозь его череп. Голубой зигзаг молнии у него на щеке поблек от этой яркой вспышки.
Он попятился назад, словно хотел уйти совсем. Я схватила его за руку:
– Да нет, светлая Богиня, нет! Просто помоги мне повернуться. Если ты встанешь сзади, то не будешь нажимать на места укусов.
– Если я так сильно тебя поранил, надо остановиться.
Я крепче сжала его руку:
– Если я захочу остановиться, я так и скажу. Все вокруг слишком боятся мне повредить, и даже если ты перестараешься, я не буду против. Мне это нравится, Мистраль!
Он улыбнулся чуть ли не застенчиво:
– Я заметил.
Я ему тоже улыбнулась:
– Так давай закончим дело.
– Только если ты уверена.
Едва он это сказал - со всей искренностью, - я поняла, что с ним наедине буду в полной безопасности. Если он собирался отказаться от первого предложенного за столетия соития из опасения мне повредить, то ему хватит выдержки, когда мы останемся вдвоем. Да спасет нас Консорт, выдержки у него было много больше, чем у меня. Сколько мужчин отказались бы от финиша после такого начала? Немного, совсем немного.
– Я уверена.
Он опять улыбнулся, и вокруг ощутилось какое-то движение. У высокого сводчатого потолка двигалось что-то серое. Облака - у потолка собралась кучка облаков. Я посмотрела Мистралю в глаза и сказала:
– Трахни меня, Мистраль.
– Это приказ, моя принцесса? - спросил он с улыбкой, но голос у него был не такой уж радостный.
– Только если ты хочешь его получить.
Он пристально на меня посмотрел и сказал:
– Я предпочел бы приказывать сам.
– Так приказывай.
– Перевернись, - скомандовал он, но не так уверенно, как раньше, словно не вполне ожидал, что я послушаюсь.
Я уже достаточно пришла в себя, чтобы перекатиться на живот, хотя и не быстро. Мистраль немного отполз на коленях и остановился у моих ног.
– Встань на четвереньки.
Я выполнила его просьбу - или приказ. В результате я оказалась лицом к Аблойку, который так и сидел неподвижно на краю нашего импровизированного одеяла. Я думала увидеть в его глазах вожделение, или еще какое свидетельство, что он наслаждается зрелищем, но увидела совсем другое. Мирную, спокойную улыбку. С нашим поведением она никак не согласовалась - на мой взгляд, по крайней мере.
Ладони Мистраля погладили мне ягодицы, и я почувствовала, как он трется о мой вход. Впереди у меня был сплошной синяк, но все остальное дрожало от предвкушения.
– Ты мокрая, - сказал Мистраль.
– Конечно.
– Тебе правда это нравится.
– Правда.
– Тебе правда нравится так жестко?
– Иногда, - сказала я. Головка ласкала края входа: так близко - но не внутри.
– Теперь? - спросил он.
Я припала головой и плечами к земле, и нижняя моя половина приподнялась, насаживаясь на него. Но он чуть отклонился и удержал все в прежнем положении. Я протестующе застонала. Ветер нес запах дождя, нес тяжесть безмолвного грома. Приближалась гроза, и мне хотелось, чтобы Мистраль вошел в меня до того, как гроза разразится.
Он засмеялся типично - и так чудесно - по-мужски.
– Это «да»?
– Да, - сказала я.
Я вжалась щекой в ломкие листья; руки и лицо прикасались к пересохшей почве. Глаза пришлось закрыть, чтобы не пораниться о сухие стебли. Я толкнулась в Мистраля задом: безмолвная просьба меня взять. Я не понимала, что говорю вслух, но, наверное, говорила. Потому что расслышала собственный голос, умоляющий: «Пожалуйста, пожалуйста», - повторяющий это слово опять и опять, очень тихо, почти про себя - губы шептали скорее сухой листве, чем мужчине, которого я умоляла.
Он ввел в меня одну только головку, и ветер вдруг стал другим - почти горячим. Он все еще пахнул дождем, но был в нем еще и металлический привкус. Запах озона, запах молнии. Вокруг смыкалась жаркая духота, и я вдруг поняла, что это не я хочу, чтобы Мистраль овладел мной до начала грозы, а что гроза не начнется, пока он мной не овладеет. Это он был грозой, как Аблойк был кубком. Это Мистраль был повисшей в воздухе тяжестью, и он же был электрическим предвестием молнии, от которого дыбом вставали волосы.
