Энн Райс - Пандора
Я подбежала к нему, поцеловала его в губы, и рабы немедленно вывели меня через сад.
Я своего отца знала. Нельзя было взбунтоваться, раз дело касалось его последнего желания. Я была уверена, что, прежде чем спекулатории вломятся в дверь, отец по старому римскому обычаю, вероятнее всего, покончит с собой.
Когда я дошла до ворот и заметила купцов-евреев с повозкой, я не смогла уйти. Вот что я увидела.
Мой отец вспорол себе запястья и кругами ходил вокруг домашнего очага, а кровь лилась прямо на пол. Он буквально располосовал себе руки. С каждым шагом он все больше белел. Выражение его глаз в тот момент я смогла понять только позднее.
Раздался громкий треск. Входную дверь искромсали в клочья. Отец застыл на месте. К нему направились два преторианца. Один из них насмешливо заметил:
«Что же ты себя не прикончишь, Максим, и не избавишь нас от забот? Давай же!»
«Вы гордитесь собой? – сказал отец. – Трусы. Вам нравится убивать целые семьи? Сколько вы получаете денег? Вы когда-нибудь сражались в настоящей битве? Ну так умрите же вместе со мной!»
Повернувшись к ним спиной, он принялся размахивать мечом и кинжалом, а когда они подошли ближе, сделал неожиданный выпад и сразил обоих. Он нанес им несколько ударов.
Отец пошатнулся, как будто вот-вот упадет в обморок. Он побелел. Кровь все лилась и лилась на пол. Глаза закатились.
У меня зрели безумные планы. Мы должны усадить его в повозку. Но такой гордый римлянин, как мой отец, никогда бы не подчинился.
Внезапно евреи – молодой и пожилой – схватили меня за руки и потащили прочь от дома.
«Я поклялся, что спасу вас, – сказал старик. – И вы не заставите меня солгать старому другу».
«Отпустите меня, – прошептала я. – Позвольте остаться с ним до конца!»
Оттолкнув смущенных мужчин, я повернулась и издалека увидела у очага тело моего отца. Он покончил с собой собственным кинжалом.
Меня поспешно втолкнули в повозку, я закрыла глаза и зажала руками рот. Когда повозка начала медленно спускаться с Палатинского холма по извилистой дороге, я покачнулась и рухнула на мягкие подушки и свертки тканей.
Солдаты закричали, чтобы мы, черт побери, убирались из-под ног.
«Я совсем глух, господин, что вы сказали?» – переспросил пожилой еврей.
Это отлично подействовало. Они проскакали мимо.
Еврей точно знал, что делать. Пока мимо нас неслись толпы всадников, мы сохраняли медленный темп.
Потом молодой человек залез в повозку сзади.
«Меня зовут Иаков, – сказал он. – Вот, наденьте эти белые накидки. В них вы будете похожи на женщину Востока. Если у ворот вам начнут задавать вопросы, опустите покрывало и притворитесь, что не понимаете».
Мы миновали ворота Рима с потрясающей легкостью. Все, что я слышала, это:
«Привет, Давид и Иаков, удачно съездили?»
Мне помогли взойти на борт ничем не примечательного большого торгового судна с парусами и гребцами-рабами, а потом провели в небольшое помещение с голыми деревянными стенами.
«Вот все, что у нас для вас нашлось, – сказал Иаков. – Но мы уже отплываем».
У него были длинные, волнистые коричневые волосы и борода. Полосатые одежды спускались до земли.
«В темноте? – спросила я. – Отплываем в темноте?»
Это было необычно.
Тем временем гребцы опустили на воду весла, судно, вырулив на верный курс, двинулось в южном направлении, и я отчетливо видела все, что происходит.
Прекрасное юго-западное побережье Италии отлично освещалось сотнями огней на роскошных виллах. На скалах стояли маяки.
«Мы больше никогда не увидим Республику, – устало сказал Иаков, словно и сам он был римским гражданином, хотя, думаю, он таковым и являлся. – Но последнее желание вашего отца исполнено. Теперь мы в безопасности».
Ко мне подошел старик и представился Давидом.
Старик красноречиво извинился, что здесь нет служанок женского пола. Я – единственная женщина на борту.
«О, прошу вас, выбросите эти мысли из головы! Почему вы согласились пойти на такой риск?»
«Мы много лет вели дела с вашим отцом, – сказал Давид. – Когда-то давно пираты потопили наши корабли, и ваш отец взял на себя долги. Он еще раз оказал нам доверие, и мы отплатили ему пятикратно. Он собрал для вас целое состояние. Все ценности размещены вместе с остальным грузом, как будто ничего не стоят».
Я прошла в каюту и рухнула на маленькую кровать. Старик принес мне одеяло, старательно отводя при этом взгляд.
Постепенно до меня кое-что дошло. Я была совершенно уверена, что они меня выдадут.
У меня не было слов. У меня не было сил ни шевелиться, ни что-либо чувствовать.
«Спите, госпожа», – сказал он.
Мне привиделся кошмар – ничего подобного мне еще не снилось. Я стояла у реки. И жаждала напиться крови. Застыв в высокой траве, я ждала кого-нибудь из жителей деревни, а когда поймала беднягу, то схватила его за плечи и вонзила ему в шею клыки. Рот наполнился восхитительной кровью. Она оказалась до того сладкой и крепкой, что и не описать, – я понимала это даже во сне. Но пора было бежать. Человек почти умер. Я уронила его. Меня преследовали другие, более опасные люди. Существовала и еще одна страшная угроза моей жизни.
Я вышла к развалинам храма, подальше от болота. Здесь начиналась пустыня – щелк, и влажную почву сменил песок. Мне было страшно. Приближалось утро. Нужно спрятаться! К тому же за мной охотились. Я переварила восхитительную кровь и вошла в храм. Спрятаться негде! Я всем телом прижалась к холодным стенам! Они были испещрены рисунками. Но никакой комнаты, никакого убежища не было.
До рассвета нужно успеть добраться до холмов, но это невозможно. Я двигаюсь прямо на солнце.
Внезапно над холмами загорелся смертоносный свет. Глаза пронзила невыносимая боль. Их жгло, как огнем…
«Мои глаза! – вскричала я и подняла руки, чтобы прикрыть их. Меня охватило пламя. Я закричала: – Амон-Ра, проклинаю тебя!»
Я выкрикнула еще одно имя. Я понимала, что обращаюсь к Изиде, но имя было другое.
Я проснулась. Я резко выпрямилась, вся дрожа. Сон был четкий, как видение. Он потряс меня до глубины души. У меня была прошлая жизнь?
Я вышла на палубу корабля. Все было в порядке. На горизонте еще виднелась суша и сияли маяки, судно шло своим курсом. Я смотрела на море, и мне хотелось крови.
Не может быть. Это злое знамение, обманы скорби, думала я, чувствуя, что горю. Я не могла забыть вкус крови, он казался вполне естественным, приятным и идеально подходил для утоления моей жажды. Я снова увидела застывшее в неестественной позе тело крестьянина на болотах.
Это был настоящий ужас; от того, что предстало перед моими глазами, никуда не деться. Я едва не дымилась, чувствовала себя как в лихорадке.
