Николай Шпыркович - Злачное место
— Еще: о заказе нашем я сказал — командир перечислил имена торгашей и коротко упомянул, откуда они, — в случае чего, обещали известия о нас донести. Не за так, конечно. Только нам выйти оттуда надо — по-любому. Особенно тебе, Артем. — обернулся он к нему. А теперь — спать всем. Сегодня нас, хоть и хреново — но охранять будут. А завтра день непростой.
Утро, как назло, было по-летнему солнечным и ярким. Оно бы ничего, если на Симонихе купаться. Или хотя бы сено сушить. А вот вход на завод был расположен как раз с восточной стороны, так что надо было входить прямо под солнце, которое слепило глаза. Банан даже очки солнцезащитные одел. Ну, Банан — тот еще пижон. Лучше всех, наверное, Сикоке было — ему и щуриться не надо.
— Ну, пошли, сталкеры. — негромко обронил Крысолов, и вся группа медленно пошла к воротам проходной, растягиваясь в цепь
За воротами стояла тишина. Она наступила как-то резко, словно отсеченная бетонным забором, только негромко скрипел песок под ботинками. Полную, снарягу для Артема Крысолов тоже из хозяев выбил — и не в счет оплаты, кстати. ("Ага, ты поторгуйся с ним, — заметил на удивленный восторг Артема Кусок, — он для команды, если надо что — из горла выгрызет. Не хуже морфа."). Подогнанная форма ладно обнимала тело. Да и к разгрузке потихоньку он уже привык — зря, что ли последние два дня, только что не спал он в ней? А вот ботинки он старые одел — новые пока разносишь, а тут уже нога привыкла Провожать их никто не пришел, если не считать конечно, охраны поселка, которая, опять же ненавязчиво, но показательно терпеливо ждала. Пока их команда не пройдет за ворота завода. Наверное, и дальше будут ждать — пока они не выйдут или… "Выйдем!" — успокоил себя Артем.
Тем временем Крысолов показал вперед двумя пальцами, и Банан, кивнув, перехватил свой "Вал" и переместился вдоль длинного проезда, присел возле бетонного блока, предназначенного, по-видимому, перегораживать, в случае чего, въезд на территорию и стал контролировать крыши невысоких кирпичных построек расположенных рядом. Артем с Сикокой и Старым начали подходить поближе, когда Крысолов негромко произнес:
— Банан, слева — низ — одиннадцать.
Артем, осторожно скосил глаза, не забывая контролировать свой сектор, и увидел вышедшего, по-видимому, на звук шагов, зомбака. Он вырулил своей знакомой походкой из-за угла впереди стоящего дома, на секунду задержался, слегка разведя руки, будто удивившись, точь-в — точь, как этот…о! — Вицин перед горшками в той старой комедии, и бодро заковылял к ним, шаркая по земле. Голова у него была наклонена набок, будто он к чему-то все время прислушивался. Большой опасности он не представлял, и Банан, с некоторой даже ленцой, всадил ему нож шагов с шести прямо в лобешник. Тот повалился, даже не вздрогнув.
…Еще когда пошли первые известия, о том, что по городам стали ходить какие-то…не смейтесь… ну… неживые… не пьяный я!… и убить их можно выстрелом, или сильным ударом в голову, короче, повредив головной мозг, перед уцелевшим человечеством стал ряд вопросов, ответы на которые стали важны ж и з н е н н о, а именно:
1. Только ли при поврежеднии головного мозга возможно упокоение зомби?
Ответ: да. Все, кто пробовал поражать что-то еще, либо быстро присоединились к огромной массе нежити, либо быстренько начали осваивать навыки стрельбы по круглым предметам. Впрочем, поясную фигуру, тоже забыть не пришлось — на фоне всеобщего хаоса, людишки, будто имеющихся в наличии нескольких миллиардов трупов им было мало, с упоением продолжали убивать. Убивать и убивать. Немного передохнув — снова убивать. А потом удивляться: а чего же кругом так херово?
2. Насколько тяжелым должно быть повреждение головного мозга, дабы нежить сдохла окончательно и бесповоротно?
Вот тут возникали проблемы. Конечно, когда заряд картечи смахивал полголовы, особых вопросов не возникало, равно, как и при попадании в эту самую голову чего-нибудь калашниковского — мосинского. Ну, или браунинговского, в зависимости от того, на чьей территории дело присходило. Топор еще хорош был, и прочие-разные глефы-алебарды. А вот с какой силой надо было просто стукнуть мертвеца по башке, дабы он вырубился навсегда? Не один лихой каратюга нарвался на ба-альшие неприятности, лупя очередного зомбака пяткой в лоб, или того пуще — в переносицу — дабы"…вбить кости носа в мозг…", как это усиленно рекомендовали многочисленные детективы. К великому удивлению последователей Брюса Ли — зомби не спешили падать замертво, а мотнув качнувшейся от кого-нибудь маваши башкой, торопились вцепиться зубами в каратистскую пятку, и разве что набитые на ней мозоли да быстрота реакции могли тогда спасти бедолагу. И это при том, что живого человека д е й с т в и т е л ь н о можно было убить сильным ударом в голову, даже в ту же пресловутую переносицу.
И вот тут вставал главный вопрос:
3. А чего вообще умирают от повреждения мозга живые люди, и каким образом упокаиваются зомби?
Тут вся штука в том, что мозг жизни — и не-жизни, при всей своей внешней схожести, управляли телом совершенно по разным принципам, как по разным принципам летают птицы и насекомые, хоть крылья и у тех и у тех одинаково зовутся. У живого человека кора головного мозга представляла сложную сеть из миллиардов нервных клеток-нейронов, причем каждый из нейронов был вполне себе самостоятельной клеткой. Живой человек мог запросто позволить себе потерять дюжину-другую миллионов нейронов после ха-р-рошего застолья ("..прикинь: нажрались так — ни хрена не помню!.."), мог и больше — при инсульте или несмертельной черепно-мозговой травме. Мог в конце-концов, практически всей коры лишиться — при том же утоплении, к примеру, или отравлении угарным газом. При этом он все — таки жил — хоть часто и жизнью "растения". В то же время, достаточно было часто хорошенько врезать человеку по голове, дабы у него развился общий отек мозга, иногда в считанные минуты приводящий к остановке сердечной деятельности — достаточно было отеку распространиться на продолговатый мозг — тот самый отдел, который, собственно, за сердечную деятельность и отвечал. Равным образом "работала" и гематома — скопление крови в головном мозге, часто после того же удара: сдавление мозга — отек — смерть. И когда человек без кислорода в вакууме или петле задыхался, тот же отек мозга в смертельной партии главную скрипку играл, на двух нотах наяривая — отек-смерть. И пока "шестерка" не начала свое победное шествие по планете, на этом все и кончалось. С приходом же Песца, п о с л е т о г о, к а к — следовало продолжение.
Стремясь сохранить носителя любой ценой, "шестерка" рвала границы между отдельными нейронами, выстраивая новую, единую структуру. Больше всего набухшую, отечную кору можно было сравнить со своеобразным жидким кристаллом. В управлении мертвым телом было больше, пожалуй, от электрического, чем от биологического. При этом "новой" коре было плевать на отек — все и так давно отекло по самое не могу. Гематом у зомби не бывало, по причине отсутствия кровообращения, а и образовалась бы каким то образом гематома в мертвом мозгу, хоть бы и в результате эксперимента — вреда она не причинила бы нежити никакого. Но как не бывает идеального щита — всегда найдется меч или копье прочнее, так и "новая" кора обладала уязвимым местом. Подобно тому, как любой пробой в конденсаторе приводит к моментальной потере всей накопленной энергии, так и любой пробой в коре приводил к моментальной потере управлением мертвым телом — "жидкий мозгокристалл — конденсатор" разом "разряжался" и труп окончательно упокаивался. Это-то и объясняло, почему живые могли перенести и пулю в голове и удар топором в пьяной драке, а вот зомбак, бывало, упокаивался одной удачно пущенной дробиной или даже такой плевой штукой, как травмат. Даже незначительный, с точки зрения, живого, перелом, если он нарушал целостность коры, мог упокоить неприлично живое умертвие. Если бы "шестерке" эволюция позволила развиваться еще пару сотен миллионов лет, и эта проблема могла бы быть решена — хотя бы, разделением мозга на отдельные участки — вроде долек апельсина, этаким дублированием. Пока же проблему приходилось решать более простым способом- наращивать толщину черепной коробки для лучшей защиты уязвимого места. Примитивно, но достаточно эффективно. Точно так же зомби достаточно неплохо упокаивались при хорошем воздействии взрывной волны — зато если не упокаивались сразу — контуженных среди них не было. Ну, и старый добрый огонь — универсальное оружие человека против всего, работало и здесь, причем даже по двум направлениеям — скрюченные в огне мышцы хоть и были мертво-живыми, однако белок — даже мертвый- все же белок, денатурировал он по тем же законам, что и раньше, а значит скрюченный пожарными контрактурами зомбак был гораздо менее опасен, разве что какой любопытный сунулся бы посмотреть и неосторожно подошел бы поближе. Точно так же и мозги в черепной коробке закипали, как и раньше. Вот только стереотип — штука живучая. И, если раньше, для того чтобы ж и в о й получил смертельные ожоги, ну, либо начисто вышел из строя, как боец, достаточно было просто поджечь на нем одежду, то для зомби этого было все же маловато, а потому дурни делавшие из зомбака живой факел, и ожидавшие, что вот сейчас он, на манер танкиста из подбитой самоходки будет кататься по земле — ошибались. Часто — последний раз в жизни. Ну, в этом и классики виноваты. С чего Ромеро решил, что покойник, по-прежнему состоящий из воды на 80 %, будет так запросто гореть?