Елена Усачева - Большая книга ужасов – 65 (сборник)
В душе шевельнулась догадка. Она заставила меня встать и зашагать взад-вперед. Август, август, надо пережить август.
Мне уже хотелось уехать отсюда и забыть эту Юлечку как кошмарный сон.
Вот бы поскорее появилась мама, она умеет решать любые задачки.
Я еще немного побегала туда-сюда. Стало теплее. Тогда я начала вспоминать, что же такое слушала Юлечка. Виолончель… Что-то там еще было. Явно не русское. Хотя под какую-нибудь «Прыгай вниз» Флер в самый раз падать в омут. И музыка там должна быть… Как Doors, как Alis In Chains…
Подумала – и сама удивилась. Потому что эту самую песню я никогда не слышала. И название такое в первый раз…
Тревога торкнула под ребра, мурашки заскреблись под лопатками. Я бродила под знакомыми ивами затона. Где-то здесь должны были остаться камни…
Камней в сумерках я не нашла. Зато хорошо разглядела сидящую на земле темную фигуру. Подходить не стала. Села неподалеку, обхватила колени. Пальцы дрожали. Я с трудом влезла в карман. Достала крестик. За целый день про него не вспомнила. А теперь вот – в самый раз. Почти как у Тарантино: Юлечка на меня, а я ей крест в лоб. Хотя крест – это рано. Про деда она мне рассказала, теперь пускай рассказывает про себя. А если что… Я удобней намотала желтую тесемку на ладонь. Подышала на тонкий крестик. Желудок стрельнуло болью. Ничего, потом поедим. Как все выясним, так сразу и поедим.
Юлечка чуть качала головой – что-то неспешное слушала, судя по ритму. За капюшоном ее было не видно. Она медленно подняла руку, вынула один наушник, протянула в мою сторону. Жуком зажужжала еле слышная композиция. Я подошла. Протянула руку. Музыка стала слышнее.
Не виолончель. Рояль. Пронзительно так.
– Я почему-то так и подумал, что ты будешь здесь, – как всегда не вовремя появился Шульпяков.
Я чуть не подпрыгнула от испуга. Руку с крестом выставила вперед.
Шульпяков. С самокатом. Вещь! Велик свой, значит, утопил с концами.
– И чего? – Я сунула крест в карман. Против Шульпяка только дрын помогает. Или кочерга.
Я встала так, чтобы в случае чего убежать. Шульпяков с очередным драндулетом вряд ли меня догонит. Только если не начнет метать свою технику.
– Вот, пришел.
И руками развел. Я прыснула. Мы помолчали. Шульпяков вдруг уронил самокат и потянул что-то из-за пазухи. Я отступила. Все-таки пацаны непредсказуемы.
– Тут бутерброды. Может, поешь?
Спорить не стала. От вида пакета, от запаха меня еще больше затрясло.
– А молока нет?
Бутерброды были с ветчиной. Я чуть не подавилась от первого же большого куска – хотела, чтобы поскорее уже внутри оказался.
– Я сейчас!
Шульпяков подхватил самокат, но сам же и остановился. Я улыбнулась, не переставая жевать:
– Что там происходит?
– Тебя ищут.
– И как, нашли?
– Пока нет.
– Ну, раз пока не нашли… Может, позже повезет?
Бутерброды очень быстро кончились. Неожиданно. И сразу захотелось молока. Может, зря не пошел?
– Жуковы собираются всю ночь у твоего дома дежурить.
– А потом?
– Поймают, к себе потащат. Мишка ногу сломал и сотряс заработал. Его тошнит постоянно.
– Нечего было прыгать. Сам виноват.
Я отдала пакет. А то он пах очень сильно. Хотелось и его съесть.
– Они думают, что виновата ты. Мишка орал, что от одного твоего взгляда доски посыпались. Что на него падало, а на тебя нет.
Шульпяков неуверенно дернул плечом. Громыхнул железом самоката. Что на это ответить? Нечего. Трое нас там было. Но Юлечка промолчит, Мишка соврет, а мне никто не поверит.
– Чего делать будешь?
– Уеду. Чего тут делать-то теперь? Мать дождусь и… Раз никто не верит, что это не я, а дурацкая Юлечка.
Опять заскрипело – Шульпяков стал водить самокатом перед собой, засопел. Прямо Железный Дровосек, а не пацан. Все-таки он меня своим драндулетом прибьет.
– Я верю, – вдруг выдал он. – Не надо уезжать. Я как-то раньше… а теперь… Короче, я докажу всем, что ты ни при чем.
Самокат грохнул, вывернувшись из его рук.
– Мне надо домой, – сказала я.
– Там Жуки… – завел свою шарманку Шульпяков. – А на задах какие-то, с того края, у поля. Я их не знаю.
– Спусти Шарика. Он их разгонит.
– Он меня загрызет.
Я не ответила. Стащила с себя футболку. Сунула Шульпякову. Он повертел ее в руках.
Медленно соображает. Очень медленно. Скомкал, развернул и наконец ожил. Свою рубашку отдал мне, поднял самокат:
– Пошли.
Он топал впереди. Не оглядывался. Смотрел только под ноги.
Вместе мы перешли мост. На пригорке я взяла Шульпякова за руку. А он меня вдруг обнял. Я сначала хотела отстраниться, но потом поняла, что лучше нам идти вместе. Как будто один человек.
– Кто это? – крикнули из темноты.
– Я, – отозвался Шульпяков. – За рекой ее нет. А что у Жуков?
– Санек прибегал. Говорит, тихо.
– Проведаю их.
Только отойдя на несколько шагов, я заметила, что вишу на руке у Шульпякова. Ладонь у него была влажная. Сам он дышал тяжело. Самокат в руке погромыхивал.
Заброшенный дом заметно просел. Крыша съехала на бок, стены сложились. Я отступила к крапиве. Шульпяков тоже остановился. Пока мы шли, он мою футболку чуть ли не в узел завязал.
В деревне темнота была уже не такая кромешная. От крайних домов за углом начиналась асфальтовая дорога с фонарями, слабый отсвет долетал сюда. Я видела шульпяковское лицо. Глаза распахнуты. Кажется, они у него серые.
– Я сейчас, – произнес он. Тряхнул самокатом и отправился к моему дому.
Ему навстречу из-под забора вынырнула фигура. Жуки – их там три брата, друг за друга горой. Что-то Шульпяков им сказал. Негромкое. Отдал самокат и пошел дальше. Обогнул палисадник. От лавочки поднялся второй. Теперь они все трое стояли около нашей двери. Дом был темен. Ни одного окна не горело. Где же бабушка?
Вдруг крикнули:
– Стой!
Ответа не было. Грохнул самокат. Мне ничего не было видно. Лишний шаг мог меня обнаружить, поэтому я жалась к крапиве. Сегодня она меня уже спасла.
Заворчал Шарик. Бряцнул цепью. Я представила, как он рванул, увидев чужого, как когти царапают землю от нетерпения, как он встал на дыбы, как взмахивает передними лапами.
Лай тяжелый, хриплый.
– Шульпяк! – позвал один из Жуков. – Ну его!
Шарик подавился лаем, застонал, загремела цепь.
– Шульпяк! Ты чего?
Шарик заворчал, закряхтел. Двое рванули прочь. За ними огромными скачками мчался наш ризен. Крики потонули в темноте. Со всех сторон стали отзываться голоса. Я побежала к крыльцу. Успела заметить прислонившегося к стене Шульпякова. Он стоял, сжавшись, словно Шарик выгрыз ему внутренности. Пока я на него смотрела, успела наступить на что-то странно знакомое, что мягко подалось под ногой. Свистнул воздух. Я обнялась с черенком грабель и рухнула под лавочку.
