Клайв Баркер - Имаджика: Пятый Доминион
— Он был так несчастен, сломлен. А я был не просто слугой, я был его другом. Как же я мог оставить его?
— Это не все, — сказала Кулус. Она была судьей слишком долго, чтобы удовлетвориться такими упрощенными объяснениями. — Что еще, мистиф? Ведь это ночь последних вещей, помнишь? Если ты не скажешь сейчас, то рискуешь не сказать об этом никому и никогда.
— Хорошо, — сказал Пай. — Я никогда не расставался с надеждой на то, что будет предпринята новая попытка Примирения. И не один я.
— Арае-ке-геи тоже был этому подвержен, а?
— Да.
— Так вот почему он все время вспоминал о тебе. И не хотел умирать, ожидая, что ты вернешься. — Она покачала головой. — Но что тешить себя пустыми фантазиями? Никакого Примирения не будет. Если что и произойдет, то как раз противоположное. Имаджика разойдется по швам, и каждый Доминион будет замурован в своей собственной норе.
— Мрачный взгляд на вещи.
— Но зато честный, логичный.
— В каждом Доминионе есть люди, которые хотят попробовать еще раз. Они ждали две сотни лет и не собираются отказываться от своих надежд.
— Арае-ке-геи не дождался, — сказала Кулус. — Он умер два года назад.
— Я был… готов к такому, — сказал Пай. — Он был уже очень стар, когда я видел его в последний раз.
— Если это может послужить тебе утешением, твое имя было у него на устах до самого конца. Он так и не перестал верить.
— Есть и другие, кто сможет совершить церемонии вместо него.
— Я была права, мистиф, — сказала Кулус, — Ты — полный дурак. — Она направилась к двери. — Ты делаешь это в память о своем Маэстро?
— С чего бы это? — сказал Пай.
— Потому что ты любил его, — сказала Кулус, с укором глядя ему в глаза. — Ты любил его больше, чем свой собственный народ.
— Может быть, это и правда, — сказал Пай. — Но с чего бы мне делать что-нибудь в память о живом человеке?
— О живом?
Мистиф улыбнулся, поклонившись судье и отступая в сумрак коридора, растворяясь там, словно призрак.
— Я сказал вам, что Сартори был несчастен, разбит, но не сказал, что он умер. Мечта по-прежнему жива, Кулус-су-ераи. А вместе с ней и мой Маэстро.
2
Когда Сеидукс вошел, Кезуар поджидала его за покрывалами. Окна были открыты, и в теплом вечернем воздухе слышался шум, горячивший его солдатскую кровь. Он попытался рассмотреть Кезуар за покрывалами. Похоже, она была обнаженной.
— Я должна извиниться перед вами, — сказала она.
— В этом нет необходимости.
— Такая необходимость есть. Вы исполняли свой долг, наблюдая за мной.
Она выдержала паузу. Когда она снова заговорила, голос ее был певучим и нежным:
— Мне нравится, когда за мной наблюдают, Сеидукс…
— Вот как, — пробормотал он.
— Разумеется. Если, конечно зрители способны оценить то, что видят.
— Я способен, — сказал он, украдкой бросив сигарету на пол и затушив ее каблуком.
— Тогда почему бы тебе не закрыть дверь? — сказала она ему. — На тот случай, если здесь будет немного шумно. Может быть, скажешь охранникам, чтобы они пошли отдохнуть.
Он так и поступил, а когда вернулся, то увидел, что она стоит на коленях на постели, а рука ее зажата у нее между ног. Да, она была обнаженной. Когда она двигалась, покрывала двигались вместе с ней. Некоторые из них на мгновение прилипали к умащенной маслом блестящей коже. Он видел, как встрепенулась ее грудь, когда она закинула руки за голову, приглашая его поцеловать ее тело. Он протянул руку, чтобы раздвинуть покрывала, но их было слишком много, и он никак не мог отыскать лазейку среди них. Тогда он напролом двинулся ей навстречу, наполовину ослепленный тонким шелком.
Ее рука снова оказалась у нее между ног, и он не смог сдержать сладострастного стона при мысли о том, как ее заменит его рука. Пальцы ее что-то сжимали, какую-то штучку, с помощью которой она ублажала себя в предвкушении его появления, готовила себя, чтобы принять каждый дюйм его возбужденной плоти. Какая умная, услужливая женщина. Она даже протягивает ему эту вещь, словно признаваясь в своем маленьком грехе и, может быть, думая, что ему будет приятно ощутить ее теплоту и влагу. Она просовывала ее сквозь покрывала, и он в свою очередь устремился к ней навстречу, бормоча по дороге обещания, которые нравится слушать женщинам.
Между этими обещаниями он уловил звук рвущейся ткани и, решив, что она раздирает покрывала от нетерпения, последовал ее примеру. Неожиданно он почувствовал острую боль в животе. Он посмотрел вниз сквозь прилипшие к его лицу ткани и увидел, как на узоре расползается темное пятно. Он испустил крик и стал выпутываться, пытаясь отодвинуться от нее подальше и краем глаза увидев ублажающее устройство, глубоко вонзившееся в его плоть. Она вытащила лезвие, но лишь для того, чтобы вонзить его во второй раз, и в третий. С ножом в сердце он упал на спину, цепляясь за покрывала и срывая их.
Стоя у одного из окон верхнего этажа дома Греховодника и наблюдая за бушевавшими повсюду пожарами, Юдит вздрогнула и, опустив глаза на свои руки, увидела, что они залиты кровью. Видение длилось всего лишь долю секунды, но у нее не было никаких сомнений ни в том, что оно действительно было, ни в том, что оно означало. Кезуар свершила задуманное.
— Ничего себе зрелище, да? — услышала она голос Дауда и в смятении повернулась к нему. Неужели он тоже видел кровь? Нет, нет. Он говорил о пожарах.
— Да, действительно, — сказала она.
Он встал с ней рядом у окна, стекла которого дребезжали всякий раз, когда взрывался снаряд. — Греховодники уже собрались уезжать. Я предлагаю сделать то же самое. Я уже почти обновился. — Он действительно исцелялся с удивительной быстротой. Следы ран на лице были уже едва заметны.
— Куда мы направимся? — спросила она.
— В другую часть города, — сказал он. — Туда, где я впервые вышел на сцену. Греховодник сказал, что театр до сих пор стоит. Его построил сам Плутеро Квексос. Я очень хотел бы увидеть его снова.
— Ты собираешься осматривать достопримечательности в такую ночь?
— Завтра театра уже может не оказаться. Собственно говоря, весь Изорддеррекс может превратиться в руины еще до восхода кометы. Я-то думал, что тебе захочется на него посмотреть.
— Но если это сентиментальное путешествие, — сказала она, — то, может быть, тебе лучше пойти одному?
— Почему? У тебя что, другие планы? — спросил он. — Я не ошибся?
— Какие у меня могут быть планы? — запротестовала она. — Ведь я здесь раньше никогда не была.
Он подозрительно изучал ее взглядом.
