Клайв Баркер - Книга демона, или Исчезновение мистера Б.
— Мой отец отдал бы тебя на растерзание детям. Так он поступил с последним демоном, появившимся здесь.
— Детям?
— Да. Малышам лет трех-четырех. Он давал им маленькие ножички и говорил, что угостит леденцами того, кто будет самым жестоким.
— Какой он изобретательный!
— О да, он гений. Папа его очень любит. Его ожидает высокий пост в Риме. Я так хочу, чтобы это поскорее произошло и я могла бы поехать вместе с отцом.
— Почему же вы сейчас не в церкви? Надо молиться о божественном заступничестве, а не прятаться за камнем с таким…
Я глянул на юношу в поисках уничижительного эпитета. Но не успел я закончить предложение, как этот идиот бросился на меня головой вперед и боднул в живот. Ловко, ничего не скажешь. Он застиг меня врасплох и сшиб наземь.
Не успел я подняться, как он ударил меня пяткой по ране, которую нанес своим коротеньким клинком. Было очень больно, и мой вопль вызвал у него новый приступ смеха.
— Что, больно, ничтожный демон? — возликовал он. — Посмотрим, понравится ли тебе вот это?
Он наступил ногой на мое лицо, и я снова закричал. Ему это явно нравилось. Девушка же стала призывать на свою сторону всех подряд небесных заступников:
— Милосердные ангелы, Пречистая Матерь, святые мученики, защитите меня! Господь всемогущий, прости мне мои грехи, я не хочу гореть в аду!
— Заткнись! — крикнул я ей из-под пяты ее любовника.
Но она твердила свое:
— Я десять тысяч раз прочту «Богородице Дево радуйся»! Я заплачу сотне флагеллантов, чтобы ползли на коленях в Рим! Но прошу, не допусти моей смерти, не отдавай мою душу этой омерзительной твари!
Этого я вынести не мог. Пусть я не был красавцем, но назвать меня омерзительной тварью? Нет уж.
Обозленный, я ухватил юношу за ногу и рывком отпихнул его. Он ударился головой о камень, я услышал хруст костей и быстро вскочил на ноги, готовый обменяться с ним ударами. Но это не понадобилось. Мой противник сползал по поверхности валуна, его затылок прочертил кровавую дорожку от того места, где треснул его череп. Глаза юноши были открыты, но он уже не видел ни меня, ни своей любовницы — вообще ничего больше не видел в этом мире.
Я быстро подхватил его одежду, пока кровь не залила ее.
Девушка прекратила взывать к небесам и уставилась на мертвого юношу.
— Это был несчастный случай, — сказал я ей. — Я не собирался…
Она открыла рот.
— Не кричи, — предупредил я.
Она закричала. Боже, как она кричала! Странно, что птицы не попадали с неба от этого вопля. Я не пытался ее остановить. Иначе мне пришлось бы ее убить, а она была слишком прелестна, даже в истерике, чтобы отдать свою юную жизнь.
Я быстро нацепил одежду мертвого юноши. От нее несло его человечностью, его сомнением, его похотью, его глупостью; все это вплелось в ткань его рубахи. Даже не хочу говорить, чем воняли его штаны. Он был крупнее меня, что оказалось очень кстати: я сумел свернуть свои хвосты и спрятать их в штаны, на ягодицах. Одежда была мне слишком велика, а обувь, наоборот, мала, так что мне пришлось ее бросить и пойти босиком. Чешуйчатые ступни о трех когтях выдавали мою демоническую природу, но пришлось пойти на риск.
Девушка — стоит ли об этом упоминать? — все еще вопила, хотя я не пугал ее, разве что пообещал задушить хвостами и случайно расшиб голову ее любовника о валун. Она замолчала, только когда я приблизился к ней.
— Если вы будете меня мучить…
— Придется.
— Мой отец пошлет за вами убийц, и они дойдут хоть до самого ада. Они распнут вас вверх ногами и поджарят на медленном огне.
— Мне не страшны гвозди, — ответил я. — Или пламя. Убийцы не найдут меня в аду, так что не трудитесь отправлять их на поиски. Их там съедят заживо. Или того хуже.
— А что может быть хуже, чем съедение заживо? — спросила девушка, и глаза ее широко раскрылись, но не от страха, а от удивления.
Вопрос воззвал к моей памяти, и память откликнулась с готовностью. В детстве все сорок семь мук ада у меня от зубов отскакивали, в порядке возрастания мучительности и без ошибок. Меня считали очень одаренным. Но теперь я едва мог вспомнить с десяток мучений из списка.
— Просто поверь, — сказал я, — есть участь похуже, чем быть съеденным. И если ты хочешь спасти невинных от страданий, держи рот на замке и сделай вид, что никогда меня не видела.
Она смотрела на меня, и в этом взгляде я увидел всю силу ее ума — не больше, чем у личинки. Мне стало ясно, что не надо терять с ней время. Я подобрал с земли ее одежду.
— Забираю это с собой, — сказал я.
— Я замерзну насмерть.
— Нет, не замерзнешь. Солнце уже пригревает.
— Но я голая!
— Да, ты голая. И если не хочешь пройтись перед толпой в таком виде, останешься здесь, пока кто-нибудь не придет за тобой.
— Никто за мной не придет!
— Придет, — заверил я. — Через полчаса я пошлю кого-нибудь сюда, когда дойду до дальнего конца поля.
— Обещаешь?
— Демоны не дают обещаний. А если дают, то не держат слово.
— Ну хоть раз пообещай! Ради меня.
— Ладно, обещаю. Оставайся здесь и жди, пока принесут твою одежду. — Я показал на платье, которое она так охотно сняла несколько минут назад. — А пока почему бы тебе не пролить бальзам на собственную душу, вознося молитвы святым мученикам и милосердным ангелам?
К моему изумлению, она тут же повалилась на колени, сложила руки, закрыла глаза и сделала, как я посоветовал.
— О ангелы, внемлите мне! Душа моя в опасности…
Я оставил ее за этим занятием и, одетый в краденую одежду, выбрался из-за камня и пошел вниз по склону на поле.
Итак, теперь вы знаете, как я оказался на поверхности земли. Некрасивая история, но каждое слово — правда.
Теперь-то вы удовлетворены? Достаточно выпытали признаний? Я сознался в отцеубийстве. Я рассказал вам о том, как влюбился, как быстро и драматично разбились мои мечты о пылкой любви. И о том, как удержался от убийства дочки архиепископа хотя большинство моих соплеменников прикончили бы ее на месте. И были бы правы, как оказалось. Но этого вам слышать не нужно. Я рассказал достаточно. А про архиепископа и костры на поле Иешуа вам слышать не стоит. Поверьте, это не доставит вам удовольствия. Почему? Весьма неприглядная картинка для вас, людей.
С другой стороны… может быть, именно поэтому я и должен все рассказать. Почему бы нет? Вы вынудили меня раскрыть тайны моей души. Возможно, теперь стоит услышать чистую правду о ваших собратьях. И прежде чем возражать и напоминать мне, что речь идет о давних временах, когда люди были куда более грубыми и жестокими, — задумайтесь.
