Рэйвен Харт - Искушение вампира
Сегодня мертвые предупредили, что я не один. Странное ощущение, не покидавшее меня на «Алебастре» и на мысе Лазаря, снова возникло в Бонавентуре, и это не было игрой воображения. Я прибавил шагу, игнорируя мольбы мертвецов, звавших меня присесть и немного отдохнуть. Нет времени. Слишком уж быстро на востоке светлело небо. Нужно добраться до укрытия до того момента, как солнечные лучи сожгут мою плоть. Держу пари, что чужак-вампир тоже найдет убежище. В Бонавентуре множество склепов, крытых бетонными плитами, которые вампир может поднять без особых усилий. Да, днем мы спим, причем беспробудно.
О чем следовало побеспокоиться – так это о завтрашней ночи.
Октябрь 2005 года н. э.
Письмо Оливии, вампираМое человеческое имя – Оливия Маргарет Спенсер. Да, я была (и по-прежнему остаюсь) дальней родственницей Дианы Спенсер, злополучной принцессы Уэльской. Вы можете спросить, что именно я включаю в понятие «быть женщиной на полную катушку», как говорят современные американцы. Так вот, полагаю, это – единственно возможный образ жизни.
В те времена, когда я была девчонкой, нас называли «современной молодежью». Буйство двадцатых годов стало нашим ответом Великой Войне[12] и страшной эпидемии гриппа в Европе.
Нам же было позволено жить.
Мы развлекались, читая истории об американских гангстерах, отрезая юбки выше колена и коротко постригая волосы. Мы пили, трахались напропалую и полагали, что так и надо. Но все это закончилось, когда я встретила Элджера.
О, он был крутым чуваком. И абсолютно безбашенным. Я влюбилась с первого взгляда. Он стал моим Оскаром Уайльдом, а я – его Жорж Санд. Я из кожи вон лезла, чтобы он обратил на меня внимание. Одевалась как мальчишка, преследовала Элджера, то и дело попадаясь ему на пути и неустанно пытаясь затащить его в постель. В конце концов это произошло – и тут наконец-то я узнала правду. Элджер оказался не просто скучающим богатым красавчиком.
Он был чертовым вампиром.
Я мечтала стать его копией. Вернее – женской версией. Бессмертной кровопийцей, вечной женщиной праздника. Я обещала, что буду одеваться в мужскую одежду и позволю ему делать со мной в постели все, что только заблагорассудится. Однако душка Элджер этого не хотел. Он сказал, что если я стану вампиром, то сексом нам с ним больше не заниматься.
Потом Элджер рассказал мне две вещи. Во-первых, женщины очень редко могут пережить этот процесс. Во-вторых, если я все-таки останусь в живых, то сделаюсь не просто кровососом, как это происходит с мужчинами. Затем Элджер подробно объяснил мне, что такое суккуб. Если женщина становится вампиром, она теряет возможность рожать. Взамен она получает способность высасывать жизненную силу мужчины-вампира, занимаясь с ним любовью. Они получают свое удовольствие, но мы взамен берем часть их силы и можем позвать на помощь, если приспеет нужда.
В те времена я была робкой и застенчивой девушкой, не какой-нибудь там шлюхой. Я ныла и канючила, пока Элджер не сдался. Думаю, он инициировал меня только для того, чтобы я наконец-то заткнулась.
Я держала свое слово. С того дня Элджер мог трахать меня любым способом, который только приходил ему в голову. Временами он даже одалживал меня своим друзьям, заставлял повиноваться и все-таки отдавал силу. Мне нравился каждый миг, проведенный с ним. И все же я собиралась в будущем организовать себе «сестренку по крови». Меня интересовали женщины-вампиры, и я пыталась проследить жизненный путь каждой из них – происхождение, родичей и связи. Узнать о них все, что только было возможно.
Ведь нам, девушкам, лучше держаться вместе.
ГЛАВА 3
Я проснулся на закате. Рядом лежала Рейя, привалившись ко мне теплым боком. День еще не угас, а потому она оставалась в своем собачьем облике; ее голова покоилась у меня на груди, а дыхание обдавало жаром шею. Рейя слегка похрапывала во сне. Я открыл глаза, ожидая, пока оживет тело. Торопиться некуда. Солнце только начало исчезать за краем океана, окрашивая лиловое небо золотом и пурпуром; пламенеющие облака и горящий бородатый мох довершали картину величественного прощания с днем.
Я не помню своего последнего заката. Если бы я знал, что более не увижу солнца, то, возможно, обратил бы на него больше внимания. Их было много до того, как я поселился в мире вечной ночи. Долго еще я хранил в памяти эти дивные картины; словно художник, лишенный рук, мысленно рисовал алое небо, которое так любил. Я пришел к выводу, что нужно находить маленькие радости в каждом дне, иначе безжалостное однообразие вечной жизни сведет на нет всю ее ценность.
Снаружи раздались шаги и приглушенные голоса. Человек и животное. Видимо, Мелафия здоровалась с Дейлодом, ожидая, когда я встану.
Рейя заскулила, просыпаясь. Я отодвинул крышку гроба и заложил руки за голову.
– Вечер добрый, капитан, – сказала Мелафия. Я уже очень давно не выходил в море, но она по-прежнему называла меня капитаном. Так же поступала и ее пра-пра-прабабушка Лалия в те далекие годы, когда мы были вместе.
Красавица Мелафия, высокая, стройная и горделивая, стояла, скрестив руки на груди. Она была очень похожа на свою прародительницу. Темная красота их рода передавалась из поколения в поколение, никогда не угасая. Подле Мелафии я увидел ее восьмилетнюю дочь Рене. Будущая чаровница с манерами королевы, а пока – тот еще чертенок и плутовка. Рене гладила по шее Дейлода, который до сих пор оставался в своем дневном облике египетской гончей. Эта порода сторожевых псов предназначалась для охраны могил фараонов. Заметив Дейлода, Рейя перегнулась через меня, радостно приветствуя брата.
– Выведи их, пока не стемнело, – велела Мелафия дочери. Рене лукаво улыбнулась мне и устремилась в коридор вместе с двумя собаками ростом с нее. Прятки были их любимой игрой, хотя собаки неизменно выигрывали. Так продлится до наступления темноты, пока они не примут человеческий облик. И тут уж их карта будет бита.
– Небо сегодня было серо-зеленым, – сказала Мелафия, снимая клок собачьей шерсти с моего пиджака. – Близится беда.
– Да, близится.
Ридрек…
– Я наложу охранные чары. Ни одно существо с дурными намерениями не переступит твоего порога.
Лалия, колдунья Вуду, была сильным союзником, а ее потомки хранили мне верность.
– Спасибо. – Я задолжал Мелафии и ее предкам больше, чем мог вернуть. Двести лет назад, когда Лалия отказалась от предложенного ей бессмертия, я и предположить не мог, как мне повезло. Впрочем, она понимала, что делает, и знала собственное предназначение.
– Пусть заклинание будет помощнее, – попросил я, не желая вдаваться в детали. Мелафия перестала обирать собачью шерсть с моей одежды и подняла глаза.
