Ричард Матесон - Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории
Две минуты вполне достаточно.
Он нащупал ремни на запястьях и груди, отстегнул их и поднял бумажник. Пристегивая ремни снова, он еще раз покосился на циферблат часов. Полторы минуты. Или же…
Внезапно сфера завибрировала.
Уэйд почувствовал, как окаменели мышцы. Провисший ремень на поясе расстегнулся и захлопал концами по переборкам. Резкая боль затопила грудь и живот. Бумажник снова выпал.
Он яростно вцепился в прижимную планку, напрягая все силы, чтобы удержаться на сиденье.
Его с силой вышвырнуло во Вселенную. Звезды со свистом проносились мимо. Кулак леденящего страха сжимал его сердце.
— Мэри! — выкрикнул он стянутым ужасом ртом.
Потом его голова с треском ударилась о металл. Что-то взорвалось в его разуме, и Уэйд полетел вперед. Гудящая тьма выдавила из него сознание.
Было холодно. Чистый, бодрящий воздух омывал окоченевший разум. Его прикосновения были настоящим целительным бальзамом.
Уэйд открыл глаза и уставился в тусклый серый потолок. Развернул голову, чтобы проследить, куда идут стены. Боль пронзила все тело. Он поморщился и вернул голову в прежнее положение.
— Профессор Уэйд?
При звуке голоса он дернулся, чтобы подняться, но упал обратно, зашипев от боли.
— Пожалуйста, не двигайтесь, профессор Уэйд.
Уэйд попытался заговорить, однако его голосовые связки как будто онемели и отяжелели.
— И не пытайтесь разговаривать. Я приду через минуту.
Послышался щелчок, за ним тишина.
Уэйд медленно повернул голову набок и оглядел помещение.
Небольшой площади, но высотой метров в пять. Стены и потолок были казенного тускло-серого цвета. Пол черный, какие-то блестящие плитки. В дальней стене прорисовывался едва заметный контур двери.
Рядом с кроватью, на которой он лежал, стояла странной формы конструкция с тремя ножками. Уэйд решил, что это стул.
Больше не было ничего. Ни другой мебели, ни картин, ни ковров или хотя бы источника света. Потолок, кажется, светился сам по себе. Однако стоило ему сосредоточить на чем-нибудь свой взгляд, и свечение превращалось в тусклую серость.
Он лежал, стараясь вспомнить, что же произошло. Все, что он помнил, — боль и наползающую волну мрака.
Пересиливая боль, он перекатился на правый бок и протянул трясущуюся руку к заднему карману брюк.
Кто-то поднял его бумажник с пола кабины и положил его обратно в карман. Онемелыми пальцами он выудил его, открыл и взглянул на Мэри, которая улыбалась ему с крыльца их дома.
Дверь, выдохнув сжатым воздухом, открылась, и вошел человек в балахоне.
Определить его возраст было невозможно. Он был лыс, а лишенное морщин лицо казалось неестественно гладким, словно на нем была неподвижная маска.
— Профессор Уэйд, — произнес он.
Язык Уэйда задвигался без всякого результата. Человек подошел к кровати и вынул из кармана балахона маленькую пластмассовую коробочку. Открыв ее, он достал небольшой шприц и сделал Уэйду укол.
Уэйд ощутил, как ласковый поток тепла прокатился по венам. Казалось, он разгладил все связки и мышцы, освободил горло и пробудил мозг.
— Так гораздо лучше, — произнес он. — Спасибо.
— Всегда рад помочь, — отозвался человек, присаживаясь на трехногую конструкцию и убирая свою коробочку в карман. — Подозреваю, что вы хотите узнать, где оказались.
— Да, хотелось бы.
— Вы достигли своей цели, профессор, две тысячи четыреста семьдесят пятый год.
— Отлично. Просто отлично, — произнес Уэйд.
Он поднялся на локте. Боль прошла.
— А моя кабина, — спросил он, — с ней все в порядке?
— Я бы сказал, что да, — ответил человек, — Она внизу, в машинной лаборатории.
Уэйд задышал свободнее. Положил бумажник в карман.
— Ваша жена была очень красивой женщиной, — произнес человек.
— Была? — встревожился Уэйд.
— Но вы же не думаете, что она прожила пятьсот лет? — произнес человек.
Уэйд выглядел озадаченным. Затем смущенная улыбка растянула его рот.
— Осознать это не так-то просто, — сказал он. — Для меня-то она жива.
Он сел и спустил ноги с кровати.
— Я Клемолк, — представился человек. — Историк. Вы находитесь в Павильоне истории города Грикхилл.
— Соединенные Штаты?
— Национальные Штаты, — поправил историк.
Уэйд секунду помолчал. Потом вдруг вскинул голову и спросил:
— Скажите, как долго я был без сознания?
— Вы были, как вы выразились, «без сознания» чуть меньше двух часов.
Уэйд подскочил на месте.
— Боже мой, — взволнованно воскликнул он, — мне пора возвращаться.
Клемолк одарил его участливо-успокаивающим взглядом.
— Ерунда, — сказал он. — Прошу вас, присядьте.
— Но…
— Прошу вас. Позвольте мне рассказать то, ради чего вы явились.
Уэйд сел, на лице его отражалось недоумение. Его начинала одолевать смутная тревога.
— Ради чего? — пробормотал он.
— Позвольте показать вам кое-что, — продолжал Клемолк.
Он вынул из своего балахона маленькую панель управления и нажал на одну из многочисленных кнопок на ней.
Создалось ощущение, будто стены рухнули. Уэйд увидел внутренности всего здания. Высоко над головой, через громадную поперечную опору тянулись слова: ИСТОРИЯ ЖИВА. Секунда, и стены были на месте, прочные и непроницаемые.
— И что? — поинтересовался Уэйд.
— Мы составляем исторические тексты, как вы видите, не на основе записей, а на непосредственных свидетельствах.
— Ничего не понимаю.
— Мы записываем свидетельства людей, живших в те времена, изучением которых мы в данный момент занимаемся.
— Но как это возможно?
— Посредством восстановления развоплощенной индивидуальности.
Уэйд был ошеломлен.
— Допрашиваете покойников? — уточнил он без всякого выражения.
— Мы называем их бестелесными, — пояснил Клемолк. — Как правило, профессор, — продолжал историк, — индивидуальность человека существует отдельно и независимо от его телесной оболочки. Мы взяли за основу эту азбучную истину и извлекли из нее пользу. Поскольку личность до бесконечности сохраняет в памяти — хотя и со все ослабевающей силой — свою физическую форму и особенности внешности, сложность состоит только в том, чтобы наполнить эту память органическими и неорганическими составляющими.
— Но это просто невероятно, — произнес Уэйд, — В Форте, так называется колледж, в котором я преподаю, мы занимаемся физическими исследованиями. Но даже близко не подошли к такому.
Он внезапно побледнел.
— Так зачем я здесь?
— В вашем случае, — сказал Клемолк, — нам не пришлось тратить силы на восстановление давно развоплощенной индивидуальности из вашего временного периода. Вы сами добрались до нашей эпохи в своей кабине.
