Таня Хафф - Проклятие крови
— Время для чего? — отозвался он прежде, чем осознал, что голос, которому он ответил, прозвучал у него в голове.
Он осторожно положил книгу на стол, затем потер себе, виски дрожащими пальцами.
— Итак, сначала у меня были видения. Теперь слуховые галлюцинации. Думаю, пришло время отправиться домой, выпить большой стакан виски и как следует выспаться.
Когда доктор Ракс встал, его поразила слабость в ногах. Он ухватился за спинку стула, пока не удостоверился, что может идти, не теряя устойчивости в коленях, а затем медленно пересек кабинет. Подойдя к двери, схватил пиджак и выключил свет, пытаясь не думать о паре глаз, полыхавших красным пламенем позади него в темноте, когда он пересекал приемную.
— Это просто смешно. — Он расправил плечи и глубоко вздохнул, направляясь по коридору к лифтам. — Я ученый, а не суеверный старый болван, испугавшийся темноты. Я просто перетрудился.
Сумеречная тишина в холле успокоила расстроенные нервы, и к тому времени, когда доктор добрался до лабораторного зала, сердцебиение и дыхание почти пришли в норму.
«Илайджа. Войди».
Он обернулся и натолкнулся на дверь, не способный остановиться. Доктор Ракс почувствовал, как его рука нащупала в кармане ключи, увидел, как ключ повернулся в замке, ощутил легкое движение в воздухе, когда отворилась дверь, и почуял запах кедра, наполнявший комнату с тех пор, как они раскрыли гроб, — запах, вселяющий страх. Ноги сами понесли его вперед.
Пластиковое покрытие было отброшено в сторону.
Сам гроб оказался пустым, за исключением груды полотняных бинтов, уже начинающих разлагаться.
Физически непреодолимое влечение исчезло, и он осел напротив деревянного гроба. Какой-то человек, согбенный от старости, с глубоко запавшими глазами над острыми, как лезвия, скулами, с плотью, туго облегающей кости, вышел из тени. Откуда-то доктор Ракс знал, что все закончится именно так, и это знание едва удерживало его ужас на грани полного безумия. С того мгновения, как он впервые увидел картуш Тота на саркофаге, он чувствовал, что этот момент неотвратимо приближается.
— Уни... чтожь это. — Голос потрескивал, словно два куска старого дерева терлись друг о друга.
Ракс взглянул вниз, на полотняные бинты, а затем вверх — на человека, который совсем недавно был спеленат ими, столь недавно, что еще были заметны их отпечатки у него на теле.
— Сделать что?
— Не должно оста... влять никаких сви... детельств.
— Свидетельств? О чем?
— Обо мне.
— Но вы сами являетесь свидетельством о себе.
— Уни... чтожь их.
— Нет. — Доктор Ракс покачал головой. — Вы, быть может...
И вдруг до него дошло, прорвалось наконец сквозь кокон судьбы, или неотвратимости, или чего-то иного, изолировавшего его от того, что происходило в действительности. Этот человек, это создание было погребено во времена Восемнадцатой династии, свыше трех тысяч лет тому назад. Он упал бы, если бы не вцепился в гроб судорожно сжатыми пальцами.
— Но как?..
Нечто, быть может, напоминающее улыбку, пробежало по древним губам.
— Магия.
— Не существует ничего подобного... — За исключением того, что, видимо, она существовала, и потому протест замер на губах доктора.
Улыбка трансформировалась в неприятную гримасу.
— Уни... чтожь их.
Еще открывая дверь в лабораторный зал, доктор Ракс обнаружил, что начинает обретать власть над своим телом и помыслами. А в этот момент он полностью осознал это. Туман рассеялся.
Он наблюдал, как сам свертывает полотняные бинты и относит их в раковину.
— Это... тоже.
Безуспешно пытаясь остановиться, Ракс поднял с рабочего стола полоску с иероглифами и присоединил ее к остальному вороху. Когда он направился в темную комнату, он уже знал, что это создание пользуется его разумом — во времена Восемнадцатой династии решением стал бы огонь, а не химические реактивы. Концентрированная азотная кислота быстро растворила разлагающуюся ткань, и, хотя руки доктора дрожали, он не смог предотвратить ее уничтожение. Сердце его болело при виде разрушения памятника материальной культуры, и гнев придал ему силы.
Медленно он развернулся всем телом и столкнулся взглядом с глазами столь темными, что невозможно было определить, где кончался зрачок и начиналась радужная оболочка.
— В этом не было необходимости, — удалось вымолвить задыхающемуся доктору Раксу.
Глаза сузились, потом широко раскрылись.
— Приятная весть... твой бог не осознал... эту власть.
— О чем вы... — Он вынужден был остановиться, чтобы набрать в грудь воздуха. «Мы говорим, как пара плохо настроенных транзисторных приемников». — Черт побери, вы сказали «мой бог»?
— Наука. — Дряхлый голос звучал теперь значительно громче. — И все же остается один аспект. Не столь сильный... чтобы ты смог спасти свою задницу.
Доктор Ракс нахмурил брови, его мысли сталкивались, путались, пытаясь вникнуть в то, что осознать невозможно, — такую фразу не мог произнести египтянин, принадлежащий к какой бы то ни было династии.
— Вы говорите по-английски. Но английского языка не существовало, когда вы были...
— Жив?
— Если вам так будет угодно. — «Да ведь он наслаждается этой, с позволения сказать, беседой! Позволяет мне с ним разговаривать».
— Я научился ему от ка, которую взял себе.
— От ка?..
— Слишком много вопросов, Илайджа.
— Да... — Сотни, тысячи вопросов, и каждый претендует на то, чтобы быть заданным первым. Утрату артефакта, может быть, удастся как-нибудь объяснить. Его начала бить дрожь. Возможно, удастся заполнить многие пробелы в истории. — Вы можете рассказать мне так много.
— Верно. — На мгновение нечто весьма напоминающее сожаление промелькнуло на древнем лице. — Я бы с радостью... побазарил с тобой, копаясь в этом дерьме, но, к сожа... лению, мне необходимо узнать, что ты можешь сказать... мне.
Ракс пришел в полное смятение, когда древние пальцы схватили его за руку; хватка оказалась на удивление болезненной. «Я научился от ка, которую взял себе». Ведь ка на его языке означает душу, а молодой человек умер этим утром, и английского языка не существовало...
— Нет! — Он начал соскальзывать в бездонную глубину эбеновых глаз. — Но ведь я освободил вас!
«Здесь остается так много такого, чего ни я, ни кто-либо другой все еще не знаем!» И это придавало доктору Раксу сил для борьбы.
Пожатие руки усилилось.
Свободной рукой воспользоваться не удалось: попытка сопротивления закончилась лишь тем, что он сильно ударился локтем о вытяжной шкаф.
Бороться доктор продолжал тем не менее до самого конца.