Энн Райс - Дар волка
Некоторые из местных настаивали на том, что это самка пумы, которая уже заработала себе дурную славу в этих местах.
Ройбен молчал. Снова, как наяву, услышал звуки. Почувствовал лапу, стоящую на спине. Вспомнил, как его пронзил шок, как он почувствовал полную беспомощность и смирился с судьбой. Сейчас я умру.
— Они меня до безумия довели, — заявила Грейс. — То говорят, что слюна принадлежала собаке, то — волку, а теперь вдруг говорят, что укусы мог нанести и человек. С результатами анализов что-то произошло, но они не хотят в этом признаваться. Суть в том, что они не провели анализ ран с достаточной тщательностью. Не существует таких людей, которые могли бы нанести зубами раны, такие, как у Ройбена на лице и шее. И это наверняка не пума. Какая чушь!
— Но почему оно остановилось? — спросил Ройбен. — Почему не убило меня так же, как убило их?
— Если животное больно бешенством, его поведение может быть хаотичным, — ответила Грейс. — А бешенством даже медведи болеют. А вот пумы — нет. Может, его что-то отвлекло. Мы не знаем. Знаем лишь, что ты остался жив.
Она что-то продолжала бурчать насчет того, что не нашли ни одного клочка шерсти или даже волоска этого зверя.
— Сам понимаешь, там должны были быть волосы, шерсть животного.
Ройбен вспомнил частое дыхание зверя. А потом — молчание. Не было никакого запаха зверя, но он помнил ощущение, ощущение прикосновения густой собачьей шерсти. Или волчьей. Но запаха, как от пумы, не было. А у пум есть свой запах? Откуда ему знать?
Грейс похвалила врачей «Скорой помощи», тщательно прочистивших Ройбену раны. Так и должно быть. Но все равно, надо взять пробы из ран погибших, со всей тщательностью, чтобы точно выяснить, было животное бешеным или нет.
— Грейс, когда случилась такая бойня, они не станут думать насчет бешенства, — сказала Селеста.
— Тогда мы должны подумать об этом. Немедленно начинаем курс лечения.
Грейс заверила Ройбена, что современные процедуры лечения при бешенстве не такие болезненные, как раньше. Ему просто будут делать уколы в течение 28 дней.
Бешенство практически всегда приводит к летальному исходу, если его симптомы проявились, так что выбора не было. Надо было начинать процедуру лечения немедленно.
Ройбену было плевать. Плевать на сильную боль в животе, плевать на головную боль, плевать на резкую боль, продолжавшую пронзать его лицо. Плевал он на тошноту от антибиотиков. Единственное, что его волновало, — то, что Мерчент мертва.
Закрыв глаза, он увидел ее лицо. Услышал ее голос.
Он все еще не мог осознать, что Мерчент Нидек умерла так быстро, а он, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, остался жив.
Они еще сутки не давали ему смотреть телевизор. Люди в округе Мендосино говорили, что нападения волков случаются раз в несколько лет. Конечно, и медведи тут тоже есть, этого никто не отрицал. Но те, кто жил поблизости от поместья, были готовы биться о заклад, что это пума, которую они пытались выследить уже почти год.
Но факт состоял в том, что никто не мог найти зверя, где бы он ни находился. Прочесали лес. Кто-то сказал, что слышал по ночам вой.
Вой. Ройбен хорошо помнил низкий рык и ворчание, какофонию звуков, начавшуюся, когда зверь напал на братьев. Будто он не мог убить их молча, будто эти звуки были неотъемлемой частью его сущности убийцы.
Он потерял счет дням.
Грейс сказала, что, на удивление, пластическая хирургия может даже не потребоваться.
— В смысле, рана от укуса отлично заживает. И, должна сказать, проникающая рана в живот тоже хорошо заживает.
— Он ест все, что надо для выздоровления, — сказала Селеста. — А его мать — гениальный врач.
И подмигнула Грейс. Ройбена так радовало, что у них хорошие отношения.
— Да, правда, а еще она готовить умеет! — согласилась Грейс. — Но это все равно просто чудесно.
Она мягко провела пальцами по волосам Ройбена. Осторожно коснулась кожи на шее, а потом на груди.
— Что такое? — прошептал Ройбен.
— Не знаю, — ответила Грейс, с задумчивым выражением лица. — Скажем так, похоже, тебе уже не нужны витамины внутривенно.
Отец Ройбена сидел в углу палаты и читал «Листья травы» Уолта Уитмена. «Ты жив, сын, а это самое главное», — говорил он время от времени, и ничего более.
Может, он и выздоравливал, но головная боль становилась все сильнее. Ройбен не мог полноценно спать и часто слышал чужие разговоры, не осознавая их смысла.
Голос Грейс, она разговаривает, наверное, с другим врачом.
— Я вижу изменения, конечно же, и понимаю, что это не имеет никакого отношения к вирусу бешенства. Свидетельств заражения нет, но, можете считать меня сумасшедшей, но, клянусь, у него волосы грубее стали. Сами понимаете, я пощупала шрамы от укуса и ощутила, что у моего сына волосы стали толще, а еще его глаза…
Ройбен захотел спросить, о чем речь, но эта мысль пропала в потоке других, мучивших его.
Он лежал в койке и размышлял. Если обезболивающие притупляют восприятие, то это хорошо. Но пока что получалось, что они лишь погрузили его в заторможенное состояние, сбили с толку и сделали уязвимым перед внезапными вспышками воспоминаний. Он уже не слишком понимал, что он помнил на самом деле, а что ему причудилось. Все эти звуки его пугали. Даже посторонние запахи были способны вырвать его из неглубокого сна.
Пару раз в день к нему забегал отец Джеймс, всякий раз опаздывая из-за каких-нибудь дел в церкви. Времени у него хватало, по большей части, только на то, чтобы сказать Ройбену, что он выглядит все лучше и лучше и явно идет на поправку. Но Ройбен видел на лице брата нечто новое, ему незнакомое. Что-то, похожее на страх. Джим всегда старался защищать младшего брата, но сейчас это не было страхом за его здоровье.
— Скажу я тебе, выглядишь ты весьма здоровым и крепким для человека, пережившего такое, — как-то сказал Джим.
Селеста заботилась о нем изо всех сил, настолько, насколько он ей позволял. Она оказалась потрясающе изобретательной. Поила его диетической кока-колой через соломинку, поправляла одеяла и простыни, без конца вытирала ему лицо, помогала ходить по отделению, когда по распорядку требовалась прогулка. И раз за разом выходила из палаты лишь затем, чтобы позвонить в окружной суд. Возвращаясь, принималась убеждать Ройбена в том, что ему не о чем беспокоиться. Она делала все быстро и умело и, казалось, совсем не уставала.
— Медсестры называют тебя самым красивым из пациентов во всем отделении, — как-то сказала она. — Не знаю, что они тебе тут дают, но, клянусь, твои глаза стали темно-синими.
