Елена Хисамова - Дьявольские близнецы
Она расплакалась. Павел подавленно молчал, пряча глаза.
– Она навсегда твою душу отравила. Вот и опять лишнее подтверждение этому! Господи, как я устала ото лжи. Уйди! Оставь меня одну!
Светлана отвернулась. По щеке одна за другой сбегали слезинки, капая на глупые кукольные мордашки. Павел не знал, что ответить на обвинения жены. Он понимал, в чём-то она права. Какая-то незримая нить давно и крепко связала их с Марией. Только Павел не мог допустить, чтобы это разрушило то немногое, что ещё оставалось от его семьи. Он робко дотронулся до плеча жены.
– Свет, отдай мне кукол?
Светлана с недоумением посмотрела на него, потом вниз, на розовощёких пупсов у неё на коленях.
– Ах, вот ты о чём беспокоишься, – грустно ухмыльнулась Светлана. – Куклы…Сама ничего не понимаю… На меня вчера вечером накатило что-то. Такая тоска. Сдохнуть захотелось. Я уже и записку тебе написала, и верёвку с балкона сняла.
Павла зазнобило.
– Света!
– Вот тебе и Света! А тут она пришла, – глянула на него испытующе Светлана, – не Машка твоя!
Павел нахмурился.
– Часов около одиннадцати в дверь позвонили. Я подумала, ты ключи забыл. Открыла, а там старуха! – Светлана вздрогнула. – Сначала я перепугалась до жути. Вроде и не было в ней ничего страшного, а внутри у меня будто замёрзло всё.
– Господи! – взволнованно воскликнул Павел. – А если бы это убийца или грабитель, какой был?
Светлана насупилась.
– Наверное, пока ты по улицам прогуливался, не думал, что я дома одна? И может случиться любое несчастье? – она прикрыла глаза. – Ладно, достаточно на сегодня обвинений. Так вот, старуха это была, высокая и худая. А лицо аристократки. И глаза цепкие, умные. Она в руках большой свёрток держала. Попить у меня попросила. Вроде как приехала издалека к кому-то тут в подъезде, а её даже на порог родственнички не пустили.
– И ты впустила…– осуждающе покачал головой Павел.
– Впустила! – с вызовом бросила Светлана мужу. – Может, если бы не она, ты бы из петли меня вынул!
Павел охнул.
– Провела я её на кухню, чаем напоила. Сама тоже пила. А потом не помню ничего. Всё как во сне. Сначала только ощущения. Казалось, несут меня куда-то. Потом я качалась, как на качелях и пела. Потом груди отяжели, налились. Вроде молоко опять пришло. Кто-то расстегнул халат, и за соски ухватились жадные рты. Они высасывали молоко, а с ним из меня утекали боль, желание убить себя и наплывала эйфория. Я почувствовала нечто похожее на оргазм. Ты не представляешь, что это за ощущение. Просто мужчинам не дано испытать подобное.
Светлана замолчала, разом устав говорить.
– Свет? – осторожно начал Павел. – А старуха-то куда делась? Когда я вернулся, в квартире, кроме тебя, никого не было.
У жены опять заблестели слёзы.
– Ты не веришь мне?! Но она была! Была! И дети были настоящие! Паша? – тут Светлана зарыдала в голос. – Я что, и впрямь схожу с ума?
Павел кое-как успокоил её и, наконец-то, уложил в постель. Светлана тут же уснула, а он всё сидел возле жены. Мысли отчаянно крутились в голове. Он верил и не верил Светлане, её странной истории со старой женщиной. Он взглянул в сторону неподвижно застывших кукол. Их улыбавшиеся лица внезапно показались ему опасными, словно за милыми масками скрывалось нечто хищное, потустороннее. Павел встал и подошёл к игрушкам. Он протянул руку и осторожно коснулся гладкой румяной щеки. На ощупь она была не холодная, неживая, а тёплая, человеческая и проминалась от нажатия. Кукла моргнула и сморщилась, явно собравшись заплакать. Павел отшатнулся.
« Господи! Я тоже, что ли умом тронулся? Мерещится чёрте что!»
Не раздумывая больше не секунды, он достал из тумбочки простыню и завернул в неё кукол. Осторожно прокрался мимо спящей жены и вышел в коридор. Не накинув куртки, Павел поспешил на улицу, к ближайшему мусоросборнику.
Уже рассвело. Воробьи весело чирикали, радуясь грядущему погожему деньку. Голуби важно фланировали вдоль дороги, не опасаясь машин в столь ранний час. Лёгкий ветерок доносил запах дыма. Где-то жгли старую листву и ветки, наломанные суровой зимой. Дворничиха Серафима неприветливо буркнула нечто неразборчивое в ответ на его торопливое приветствие. Она прекратила шкрябать метлой тротуар и подозрительно следила, как Павел прошёл до бачков, положил возле них свёрток и почти бегом вернулся назад. Только он скрылся в подъезде, она резво метнулась к мусорке. Старуха схватила свёрток и заторопилась к себе в дворницкую, маленькую клеть в подвале, заваленную мётлами, скребками и разнообразной рухлядью, брошенной за ненадобностью жильцами.
К полудню приехал Аркадий Семёнович. Светлана после сна была разбита и подавленна. Ночные видения стали для неё пугающим доказательством, что она теряет реальное ощущение происходящего. Что её рассудок пошатнулся, и она оказалась на грани безумия. Профессор спокойно выслушал сбивчивые объяснения Павла, успокаивающе похлопал его по плечу и попросил приготовить им по чашечке кофе. Пока Павел возился на кухне, профессор со Светланой уединились в одной из комнат. Кофе уже давно был готов и исходил ароматным паром на столе, а они всё не выходили. Павел несколько раз подходил вплотную к двери и прислушивался, в надежде разобрать, о чём они ведут беседу. И каждый раз он слышал только тихий монотонный голос Аркадия Семёновича.
Прошло больше часа. Кофе давно остыл. Павел сидел на кухне за столом и бездумно смотрел перед собой в одну точку. Сказывалась бессонная ночь. Мысли расплывались, теряли чёткость, ускользали…
Павел вновь очутился в знакомой спальне. Она была освещена лишь слабыми бликами лунного света. Маша спала на боку, повёрнувшись к нему спиной, и её наготу скрывала чёрная шёлковая простыня. Внезапно девушка застонала, перевернулась на спину и сбросила покрывало, оголив огромный живот. Видимо дитя, находившееся в утробе, причиняло Маше болезненное беспокойство. Оно билось внутри, отчего живот ходил ходуном. От стены отделилась тёмная тень и трансформировалась в худую старую женщину, ту самую, что ему привиделась в их первую ночь. Она подошла к Маше и склонилась над ней. В руках у старухи неизвестно откуда оказалось стеклянная банка с бордовой субстанцией. Она открыла крышку, зачерпнула немного и начала втирать вещество в кожу живота. Потом ещё и ещё. Движения её руки были плавные и размеренные. Маша успокоилась, на её лицо вернулось умиротворённое выражение. Дитя тоже затихло и прекратило судорожные толчки. Старуха не спеша закрыла банку, подняла голову, пристально взглянула в сторону Павла, словно видела его, и тут же растаяла в полумраке комнаты.
