Наталья Александрова - Тайна золота инков
– А что у нас красть-то? – не унималась Дашка. – Твою бижутерию или мои кофты? Ну, на чехлы для самолетов они, конечно, сгодятся, а так…
Аля поразилась Дашкиному спокойствию по поводу собственной фигуры.
– Ты же знаешь, – втолковывала Дашка. – Пани Малгожата нас предупреждала, чтобы документы и деньги в номере не оставлять, класть в сейф у портье.
– Но мы же…
– А паспорта мы взяли сегодня с собой и деньги тоже.
– Потому что их у нас маловато, – согласилась Аля, – так что с сейфом решили не заморачиваться.
– И правильно, между прочим, сделали! – подхватила Дашка. – Потому что портье этот явно знал о том, что у нас в номере творится, помню я, как он на нас глянул! Нету у меня к нему доверия!
– Ты хочешь сказать… – неуверенно начала Аля.
– Вот именно! Ты, подруга, давай уж включай мозги, не тормози! – посоветовала Дарья. – Ежу понятно, что нас не обокрасть хотели, а что-то в номере искали. Причем хорошо искали, качественно, если уж не поленились тюбики с пастой выжать!
– Но что у нас такого может быть… Ведь компас-то мы нашли только сегодня…
– Значит, записку! – Дашка выудила из кармана билет, который дал Але покойный профессор. – В общем, мы умно поступили, что никому ничего не сказали. Не видела, не знаю, не была, не привлекалась – вот все твои слова на завтрашний день. И никакую полицию мы вызывать не собираемся. Они спросят – что пропало? Ничего. А что беспорядок, так это мы сами утром оставили, когда собирались. Горничная у них плохо убирает – вот это точно…
– Тогда я позвоню тому полицейскому… – Аля, в свою очередь, выудила из сумочки визитку. – Вот, капралу Махотеку.
– Та-ак, – Дашка хитро блеснула глазами. – Я вижу, ты, подруга, не теряешься. Запала на польского красавца! Ну, что я могу сказать – мужик, конечно, видный и в койке, верно, не промах. Уж я такие вещи за версту чую!
– Да ты что? – возмутилась Аля. – Я вовсе и не запала! Я по делу хочу позвонить!
– Ага, рассказывай! – Дашка пренебрежительно махнула рукой. – Конечно, грех таким случаем не воспользоваться, уж больно хорош! Одного только не пойму – с чего ты тогда по своему историку так сильно убиваешься?
– Да ты… – Аля скрипнула зубами.
– Ну ладно, ладно… – Дарья обхватила ее за плечи. – Ну пошутила я, пошутила… Не надо никому звонить, уедем спокойно домой и забудем про все это…
– Господи, как же мне эта поездка осточертела! – с чувством воскликнула Аля. – Хорошо, что завтра домой!
Улицы Куско были запружены народом. Индейцы со всех концов разгромленной империи стеклись в столицу, чтобы лицезреть казнь своего последнего законного владыки. Здесь были коренастые плосколицые моче и рослые уари, смуглые чиму и молчаливые аймаро с собранными в пучок жесткими черными волосами, деловитые наска и могучие темнолицые Воины Туч чачапояс, спустившиеся с гор ради такого важного события. Бенедиктинский монах Сальватор Страда насчитал в тот день на улицах города больше двенадцати тысяч индейцев.
Зрители собрались на улицах с самого раннего утра.
Никто не разговаривал, только матери кормили иногда грудных младенцев, да горные пастухи время от времени прикладывались к кожаным флягам с родниковой водой.
Все ждали.
И вот наконец со стороны здания Королевского Суда донесся негромкий вздох, словно дуновение утреннего ветра пробежало по многотысячной толпе. В конце улицы появился огромный отряд вооруженных копьями испанцев. Двести солдат шли двумя ровными шеренгами, и перед ними послушно расступалась огромная разноплеменная толпа.
Двести солдат, половина гарнизона Куско.
Примерно такой отряд в свое время разгромил армию Верховного Инки Атауальпы.
И между двумя рядами воинов ехал верхом на черном муле, с петлей на шее и связанными за спиной руками последний правитель империи Верховный Инка Тупак Амару.
Такой страх внушал последний император вице-королю дону Франсиско де Толедо, что он отправил его на казнь под конвоем.
Многие католические священники просили вице-короля пощадить Тупака Амару, сохранить ему жизнь. Они пытались убедить дона Франсиско, что Верховный Инка ни в чем не виновен перед испанской короной. Бенедиктинец Карлос де Овьедо умолял о пощаде, стоя на коленях, – но дон Франсиско был непреклонен. Он утверждал, что Тупак Амару виновен в мятеже, что он приказал казнить королевских парламентеров – и суд, послушный воле королевского наместника, осудил Верховного Инку на смерть.
Испанцы шли, чеканя шаг, посреди волнующегося индейского моря, и страх не покидал их. Достаточно одной искры, одного слова, брошенного императором, – и все это море обрушится на них, сметет, затопит, превратит в ничто.
Но Тупак Амару ехал с неподвижным и спокойным лицом древнего божества, которому безразлично все земное. Казалось, он не замечает петлю на шее, не замечает свое нищенское черное одеяние, не замечает возвышающийся впереди, на площади перед собором, обтянутый черной тканью эшафот.
Процессия вышла на площадь.
Двое солдат под уздцы подвели мула к эшафоту, помогли Верховному Инке спуститься на землю. Он слегка поморщился – ему претила помощь, но со связанными руками он не смог бы спешиться сам.
На эшафот, однако, он поднялся самостоятельно.
Здесь его ждали два человека – епископ Куско и палач по прозвищу Кривой Хуан.
Епископ последний раз обратился к низложенному императору, предложив ему перед смертью принять свет истинного католического учения. Тупак Амару отстранил его небрежным жестом руки, подошел к краю эшафота и произнес громко и отчетливо, так, что его услышал каждый в толпе:
– Мать-земля, будь свидетелем того, как враги проливают мою кровь!
В ответ на его слова тысячи глоток исторгли вопль жалости и скорби, оскорбленной гордости и отчаяния. Тысячи людей наполнили площадь стонами и плачем. И в ту же секунду на Куско хлынул могучий тропический ливень, словно само небо оплакивало последнего правителя великой империи.
Тупак Амару поднял лицо к дождевым струям, словно прощаясь со своим отцом – великим богом солнца Инту. И небо расколол могучий удар грома – бог ответил своему сыну, последнему Верховному Инке.
Епископ отпрянул от язычника, испуганно перекрестился, торопливо спустился с эшафота и, подобрав края сутаны, припустил по залитой дождем земле к паланкину, который ожидал его в дальнем конце площади. А тысячи индейцев замерли, не сводя глаз со своего последнего законного владыки.
