Евгения Грановская - Никто не придет
Все затягивается белым светом, как туманом.
– Что с ним? – произносит незнакомый женский голос.
– Лобовое столкновение! – отвечает ему другой.
– Кошмар! Не знала, что после такого выживают.
– А он и не выжил. Это агония.
– Агония?
А-ГО-НИ-Я
Слово это отпечаталось у Глеба в сознании. Знакомое слово. Оно тянет за собой другое… Какое?.. Смерть!
– Мужчина, на вид около тридцати пяти лет! Автомобильная авария! Интубирован на месте!
Каталка несется по коридору. Белый свет заполняет собою все.
– Давление нестабильное! Плевра дренирована слева!
– В третью его! Быстрее!
– Зрачки не реагируют на свет!
Не реагируют?.. Глупости. Он видит свет. Фары мигают позади. Мигают, мигают, мигают. Сколько же это уже продолжается? И когда началось?
Поселок Хамовичи! Да-да, это началось там!
«Там, впереди, будет река Малая Кижма, а через нее – мост. Подумай, прежде чем переезжать через него. Назад пути уже не будет».
А это чье лицо? Круглое, морщинистое, добродушное, окаймленное седыми волосами.
– Я местный врач. Все зовут меня просто – доктор Тихонов. А еще я глава поселкового совета.
И улыбка… Славная улыбка, добрая улыбка. Этот человек неспособен совершить зло. Или – способен?
– В нашем поселке творятся странные вещи, Глеб Олегович. Очень странные.
ДА-ДА, СТРАННЫЕ ВЕЩИ!
И снова тот же добродушный голос:
– Познакомьтесь, это Илья Львович Рутберг. Он хозяин нашего поселка. Единственный и полновластный. Говорят, он уже миллиардер. Впрочем, я в это не верю. Почему? Не знаю почему. Миллиардеры выглядят иначе. Ха-ха! Что-что? Они такие же, как мы, только богаче? Метко замечено! Ха-ха! Но я вам не враг, нет, я вам не враг.
Невеста, одетая во все белое, стоит на краю утеса. Фата ее развевается на ветру. Боже, как это красиво. Если мы когда-нибудь поженимся с Машей, я буду настаивать на свадьбе.
И снова мигают фары.
– Сломаны четыре ребра! Сильное сотрясение мозга!
Но что это?.. Что за странная машина его преследует? Черная, очень черная, сама ночь! И что это с ней происходит? Машина пульсирует, оживает и вдруг – ба-бах! Она взрывается! Превращается в черное облако, облако клубится… Нет, это не облако, это огромная стая птиц! Черные вороны! Они гонятся за ним, настигают его «Мазду», бьются в стекла клювами и крыльями…
– Легкие поджаты воздухом в плевре! Дренируйте плевру справа! Левый дренаж заменить!
Телефон звонит? Нет, не звонит. Здесь нет связи.
Нет связи…
– Две порции крови! Гемоглобин пять!
«Пи-пи-пи».
Что же это за звук? Ах, это не звук! Это мигают фары. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Пи… Пи… Пи…
– Стабилизируем дыхательную функцию!
И он погружается во мрак. Что здесь, во мраке? Смерть? Здравствуй, смерть, вот и я!
2
День выдался отличный, хоть и пасмурный. С утра, часов в девять, Машу разбудил звонок от Стаса Данилова.
– Значится, так. Докладываю. Цыгана-повара мы прищучили. Как ты и говорила, украденный кулон с рубином у него оказался при себе. Парень таскал его на шее, как какая-нибудь барышня, представляешь!
– Значит, победа? – сонно спросила Маша.
– Еще какая! Цыган не стал долго отпираться и во всем сознался. Он и домработница были любовниками. Шандор Кальман не раз подбивал ее ограбить хозяев, но та не соглашалась. Тогда он пригрозил Семеновой разрывом отношений, и та, будучи натурой чувствительной, сдалась. Вместе они обчистили сейф Антипина, но в последний момент у домработницы снова взыграла совесть, и она заявила, что не может во всем этом участвовать и что деньги и драгоценности нужно положить на место. Повар был с таким раскладом не согласен, но Семенова вцепилась в него мертвой хваткой, уговаривая остановиться. Завязалась драка, цыган вспылил, схватил подсвечник и ударил свою любовницу по голове. После чего скрылся с места преступления с награбленными цацками. На допросе Кальман разрыдался, как девочка, заявил, что раскаивается в содеянном и просил учесть его «чистосердечное признание». Все, конец истории. Дело передано в следственный комитет.
– Отлично.
– Все благодаря тебе, Марусь! Шеф просил передать, чтобы ты наслаждалась отдыхом. А мне дал отгул на понедельник. Жду приглашения на шашлыки.
– Хорошо, Стасис. Я тебе перезвоню через пару часов. Пока!
Маша выпустила из пальцев телефон, опустила голову на подушку и снова погрузилась в сон.
В следующий раз она проснулась уже в полдень. Митька тоже отсыпался – ночью он успел перебраться из гостиной в свою комнату.
Маша сходила в душ, сварила кофе. Попыталась дозвониться до Глеба, но абонент снова был недоступен. Видимо, сотовую вышку до сих пор не починили. Ну, да не беда. Сегодня вечером они с Митькой поедут на дачу, в гости к Глебу. Впереди – несколько дней блаженства. Нужно будет обязательно устроить шашлыки и позвать Толю со Стасом. И Лидку с мужем, они, в общем, милые ребята. Вот только дети у них шумные, но на природе это не так заметно и почти не утомляет. Пусть резвятся.
Маша расчесывала влажные после душа белокурые волосы, когда внезапно зазвонил мобильник. Номер на дисплее высветился незнакомый. Когда Маша нажала на кнопку связи, в сердце у нее снова кольнуло неприятное предчувствие.
– Слушаю вас.
– Здравствуйте! – поприветствовал ее напряженный женский голос. – Говорят из приемного отделения Егорьевской районной больницы. Вы – Мария Александровна Любимова?
– Да.
– Ваше имя мы нашли на титульной странице записной книжки Глеба Олеговича Корсака. Имя и номер телефона. Вы его родственница?
Небольшая пауза, и вслед за тем:
– Да. Что с ним?
– Он попал в автомобильную аварию. Его состояние крайне тяжелое.
– Какой у вас адрес?
Женщина продиктовала.
– Я выезжаю, – сказала Маша и отключила связь.
Несколько секунд она сидела, словно дубиной оглушенная. Потом вскочила со стула. Снова села. Снова вскочила. А потом бросилась к шкафу и стала лихорадочно одеваться.
* * *
Маша стояла возле операционной, прислушиваясь к громким голосам, раздающимся из-за закрытой двери.
– Анестезиологи, можно?!
– Да.
Пищит аппарат искусственного жизнеобеспечения. Пи-пи-пи… Какой отвратительный, какой страшный звук.
– Скальпель! Разрез!
Маша заткнула уши ладонями. В голове гулко заухали сердечные удары. Бум. Бум. Бум. Нет, это невыносимо. Она снова отняла ладони от ушей.
– Давление падает!
Маша сжала ладонями лицо. Щеки холодные. Онемевшие. Ничего не чувствуют.
– Перевязать! Толстой лигатурой! Давайте же – под зажим! Ну!
И снова пищит аппарат искусственного жизнеобеспечения, но высокие, бьющие по ушам звуки становятся реже.
