Стивен Кинг - Бессонница
Эта ужасная бесчувственность и коррозия способности принимать решения оказались не единственными проблемами, ассоциировавшимися с бессонницей; его память на события, происшедшие совсем недавно, тоже стала сдавать. У Ральфа вошло в привычку ходить в кино раз, а то и два в неделю с тех пор, как он вышел на пенсию, оставив типографию, в которой завершил свою трудовую жизнь в качестве бухгалтера-ревизора. В кино он бывал вместе с Кэролайн, пока она не стала настолько больна, что уже не могла никуда выходить. После ее смерти он посещал кинотеатр один, исключая пару, когда его сопровождала Элен Дипно, а Эд оставался дома с ребенком (сам Эд почти никогда не бывал в кино, утверждая, что у него от этого болит голова). Ральф так часто звонил в кинотеатр справиться о начале сеансов, что помнил номер телефона наизусть.
Однако по мере того, как лето шло на убыль, ему все чаще приходилось заглядывать в справочник — он сомневался в правильности последних цифр номера: то ли 1317, то ли 1713.
— 1713, — произнес он в пустоту комнаты. — Я знаю это наверняка. — Но знал ли он это? На самом деле?
«Позвони Литчфилду. Давай, Ральфа — перестань собирать обломки. Сделай же нечто конструктивное, И если тебе так неприятен Литчфилд, позвони кому-нибудь еще. В телефонном справочнике полно адресов врачей».
Да, возможно, но в семьдесят лет поздно выбирать врача наугад. А Литчфилду он звонить не собирался. Точка.
"Ладно, и что потом, старый, упрямый козел?
Еще какие-нибудь народные средства? Надеюсь, нет, иначе вскоре в твоем арсенале колдовских средств останутся только сушеные ящерицы и жабьи лапки".
Пришедший ответ был подобен прохладному бризу в душный день… Ответ оказался до абсурдности прост. Все его книжные изыскания в это лето были направлены, скорее, на выяснение причин проблемы, а не на ее решение. Когда же требовался ответ, он пока полагался на знахарские советы своих знакомых (например, виски с медом), даже если книжная мудрость уверяла, что это не поможет. Хотя книги и предлагали вполне надежные методы борьбы с бессонницей, единственное, что Ральф действительно опробовал, было самым простым: пораньше ложиться спать. Однако это не помогло — он ворочался без сна почти до полуночи, затем засыпал, чтобы проснуться в необычный для себя час, — а что, если другие средства вполне в состоянии помочь?
В любом случае, попробовать стоило.
3Вместо того чтобы провести день за работой в саду до изнеможения, Ральф отправился в библиотеку и перелистал некоторые из книг, прочитанные им ранее. Основное решение, казалось, заключалось в следующем: если не помогает ранний отход ко сну, следует попробовать ложиться позднее. Ральф отправился домой, помня о своих недавних злоключениях, он спал, преисполненный недоверчивой надежды. Это могло помочь. А если тоже нет, то у него еще остаются Бах, Бетховен и Уильям Аккерман.
Его первый опыт с этой методикой, которую в одном из пособий называли «пролонгированный сон», оказался комичным. Ральф проснулся в обычное для себя теперь время (3.45, согласно электронным часам на каминной полке в гостиной) с ноющей болью в спине и затекшей шеей, не понимая, как он очутился в кресле у окна и почему включен телевизор, хотя передачи уже закончились.
И только осторожно повернув голову, не отнимая руки от занемевшей шеи, Ральф понял, что же случилось. Он намеревался просидеть так часов до трех, даже четырех утра, а затем перейти в постель и немедленно заснуть. В любом случае, именно так он планировал. Вместо этого Бесподобный Недремлющий с Гаррис-авеню отключился во время прямого монолога Джея Лено. И очнулся он, как и следовало ожидать, в этом распроклятом кресле. Проблема осталась прежней, как глубокомысленно изрек бы Джо Фрайди, изменилось лишь место действия.
И все-таки Ральф улегся под одеяло, надеясь, несмотря ни на что, заснуть, но желание (если не потребность) сна прошло. После часа, проведенного в постели, он снова вернулся в кресло, на этот раз с подушкой и с жалкой улыбкой на лице.
4Во второй его попытка следующей ночью не было ничего смешного.
Сонливость закружила перед ним в свое обычное время — в одиннадцать двадцать, как раз когда Пит Черни рассказывал о погоде на завтра. Но теперь Ральф успешно поборол дрему, внимательно следя за программой (правда, он клевал носом во время разговора Пита с Резанной Арнольд, гостьей его передачи), а потом настало время ночного кинозала. Показывали старую ленту с участием Эди Мерфи, в которой тот единолично выиграл войну в Тихом океане, будучи совершенно безоружным. Ральфу казалось, что местные телевещательные каналы заключили негласное соглашение показывать в ранние утренние часы легкие комедии, и лидеры здесь — Эди Мерфи или Джеймс Броулин.
После того как Мерфи сокрушил последний японский бастион, второй канал отключился. Ральф попытался найти кино по другим каналам, но те уже закончили вещание. Если бы телевизор Ральфа был подключен к кабельной сети, он мог бы смотреть фильмы всю ночь, как Билл, живущий внизу, или Луиза; он вспомнил, что еще зимой внес это в список неотложных дел в наступающем году. Но затем Кэролайн умерла, и подключение к сети кабельного телевидения перестало казаться таким уж важным.
Ральф отыскал журнал «Спорт иллюстрейтед» и принялся упорно пробираться сквозь дебри статьи о женском теннисе, пропущенной им при первой читке, все чаще бросая взгляд на часы, когда стрелки стали подбираться к трем часам утра. Он был почти убежден, что трюк сработает.
Веки у него словно свинцом налились, и, хотя Ральф внимательно, слово за словом, читал статью, он так и не смог понять, что же именно хотел сказать автор. Целые предложения, подобно космическим лучам, проскальзывали мимо его сознания.
"Сегодня ночью я буду спать — в этом я убежден.
Впервые за многие месяцы солнце встанет без моей помощи, и это не просто хорошо, друзья и соседи, это великолепно".
Затем, вскоре после трех, это приятное погружение в сон стало проходить. Оно не исчезло со скоростью вылетевшей пробки от шампанского — скорее, оно просачивалось, как песок сквозь крупное сито или вода сквозь дырявую крышу. Когда Ральф понял, что же именно происходит, его охватил — нет, не паника, а болезненный испуг. Он воспринял это как полную противоположность надежде, а когда в половине четвертого поковылял в спальню, его депрессия стала настолько сильной, что ему казалось, будто он задыхается в ее тисках.
— Прошу тебя, Господи, хотя бы сорок минут, — пробормотал он, выключая свет, но у него возникло предчувствие, что это одна из тех молитв, которая никогда не будет услышана.
