Потапыч - Беляев Павел

— Один не пойду.

— Мы что, тут Димана одного оставим? — напустился на него Миха. — Ты с крышей поехал?

— Идите! Если вы поторопитесь, то со мной ничего не случится.

— Ага, щаз-з! — фыркнул Мишка, и я был очень благодарен ему за это. — В ужастиках всегда так и случается: двое куда‐нибудь ушли, оставив кого‐то в одиночку, и привет! Первый труп!

— Я справлюсь, вы только быстрее! — выпалил я и вдруг понял, что если эти двое сейчас уйдут, то отдам богу душу независимо от того, появится в нашей палате какая‐нибудь чертовщина или нет, — просто от страха.

— Ладно, — кивнул Миха. — Мы быстро.

И они вышли.

Я остался один. Тьма вокруг будто это почувствовала и сгустилась сильнее прежнего, будто плащом легла прямо ко мне на плечи. Откуда‐то потянуло сквозняком или это оттого, что я был весь мокрый и потому мёрз?

Не могу сказать, было ли это на самом деле, но я слышал и едва мог различить какие‐то перемещения в стенах. Тихие, на самом пороге слышимости. По карнизу кто‐то скрёб когтями и вздыхал.

Я сглотнул ком в горле и медленно взобрался на стол перед окном.

За спиной пацаны пытались убедить Сову, что если вот прямо сейчас не съедят пару кусков хлеба, то к утру отбросят копыта.

Я прижал грифель к белой оштукатуренной стене над окном и вывел крест. Неожиданно для этого понадобилось куда больше сил, чем можно представить. Я устал так, как если бы отжался раз пять-шесть.

Открылась дверь.

Я вздрогнул и резко обернулся. При этом едва не упал и взмахнул руками для баланса. Но это был всего лишь Миха.

— Как ты и говорил, Глюкеру поверили, а меня спать отправили. Но зато смотри, что я нашёл!

Миха прошёл от двери до стола и вытянул перед собой наполненный шприц с иглой в колпачке.

— Ты что, залез в стол к постовухе?!

— Ага! — довольно оскалился друг. — Совсем как тот, с которым заходили к новенькой. Снотворное! У неё таких там несколько, Сова ничего не заметит.

— Ну-ну, а если у неё там всё посчитано? — перепугался я.

Но, в общем‐то, Мишка был молодец, что сумел провернуть такое дельце. Снотворное нам и правда для завтрашнего дела было просто необходимо.

— Глюкеру ничего не говори, — сказал я.

— Почему?

— На всякий случай.

После этих слов я развернулся и уже гораздо спокойнее нанёс на штукатурку второй крест. За ним третий.

— Э, а чё они у тебя разные? — внезапно спросил Миха.

Кресты и правда отличались друг от друга. Первым я нарисовал всем известный классический крест, похожий на плюс из арифметики. Второй был примерно такой же, только я подрисовал к нему небольшой кружочек — кельтский крест. За ним пошёл египетский — крест с петелькой наверху. Перевёрнутый крест. И крест в виде буквы «Х», сложенный из четырёх крестов поменьше, — крест святого Юлиана.

Собственно, наверное, это правда требовало объяснений. Пришлось прочесть маленькую лекцию:

— Мы привыкли, что крест — это символ веры в Христа, как, например, полумесяц у мусульман, но на самом деле это не так. Крест как символ куда древнее христианства. В общем‐то, он символизирует собой пространство, которое нас окружает. Четыре стороны света.

— Дай угадаю. Ты это тоже в каком‐нибудь приключенческом романе вычитал?

— «Код да Винчи», — улыбнулся я. — Но я потом загуглил ради интереса, и, в общем‐то, всё это подтвердилось. Именно потому, что крест такой древний, существует огромное множество его вариантов. Фиг знает, какой нам поможет, поэтому напишем все, какие в голову придут.

— Ага, даже крест сатанистов! — хохотнул Мишка.

Я поморщился. Закончив разрисовывать окно по периметру, я спрыгнул на пол и размял затёкшую спину.

— На самом деле ничего общего он с сатанизмом не имеет. Это крест святого Петра. А перевёрнутый он потому, что Пётр не считал себя достойным такой же смерти, как у Иисуса, и попросил распять себя вниз головой, когда его казнили. Такой крест даже на папских креслах в Ватикане рисуют.

Миха поднял брови и в изумлении покрутил головой.

— Как у тебя башка ещё от всего этого не лопнула?

Я пожал плечами.

Вернулся Глюкер с охапкой нарезанного серого хлеба.

— Эй, вы тут ещё живые? — едва переступив порог, спросил он.

— Да как будто бы да, — прошипел Миха. — Но теперь, когда нам понадобится кого‐нибудь послать за смертью, мы с Диманом знаем, кто это будет. Чего так долго?

— Ну, типа, я сначала нагрёб целую охапку, но Сова наехала на меня, типа, я всё равно столько не съем, а вот после того, что такие, как я, оставляют после себя крошки, и заводятся тараканы. Короче, сказала, чтоб я вернул половину обратно в хлебницу.

— Ясно. Так что нам делать с хлебом, Диман?

Я коротко объяснил, и уже через минуту мы втроем разминали добычу Глюкера до однородной массы. Добившись этого, мы с Михой залезли на окно и принялись облеплять деревянную раму по периметру получившейся смесью.

Толстый наблюдал за нами и трясся у себя на кровати, зарывшись с головой в одеяло.

— Ещё бы нож воткнуть в дверной косяк, — мечтательно проговорил я, оглядывая результат нашего труда. Вроде получилось ничего.

Мы с Михой стояли напротив стола, уперев руки в боки, как два завзятых рабочих после тяжёлого дня.

— Ага, и чесноком бы всё обложить, — отозвался Глюкер.

Мы посмотрели на него.

— Вообще‐то дельная мысль, дорогой наш товарищ! — сказал я. — Надо завтра попросить родителей, чтоб чесноку привезли хотя бы головку. Ладно, пацаны, вроде всё. Давайте ложиться.

Мы более или менее выспались, но утром пришлось встать ни свет ни заря, ещё до официального подъёма, чтобы ластиком стереть наши художества с окна и убрать хлебный мякиш, иначе постовухи открутили бы нам головы раньше, чем это попытались сделать твари из стен.

Обереги и магические символы подействовали. Во всяком случае тогда мы так считали, ведь эта ночь действительно оказалась самой спокойной.

6

Операцию назвали «Цитадель». В общем‐то, изначально я предлагал назвать «Операция “Ы”», но «Приключения Шурика» не смотрел никто ни из нашей палаты, ни из четвёртой, а потому сочли это названием тупым. Да, Соня так и сказала: «Это тупо». Я не отчаялся и предложил «Цитадель». Это приняли, но не потому, что кто‐то играл в «Третьих героев» или хотя бы слышал о них, а просто круто звучит. Миха так и сказал: «Вот это уже круто звучит!»

В общем‐то, чёрт с ним, почему с этим названием согласились, главное, что мою идею приняли.

Цитаделью, естественно, была тринадцатая палата. И её штурм начался сразу после завтрака. Хали-Гали попытался организовать нас так, чтобы наступление пошло сразу по всем фронтам или хотя бы сразу одно за другим, и каждый получил персональное задание.

Первым в атаку выдвинулись мои однопалатники. Когда настала очередь Глюкера идти на уколы и он вошёл в процедурный кабинет, ворвался Миха и бросил в него воздушный шарик с водой. И пока врачиха отчитывала Мишку за его неподобающее поведение, Глюкер, потея и сходя с ума от страха, вытащил одну ампулу из тех лекарств, которые ему кололи, и спрятал в кармане своих треников. Это были те самые уколы, из-за которых к толстому прилепилась такая обидная кличка, из-за которых он терял всякий интерес к действительности и мог два-три часа к ряду в полной прострации созерцать какую‐нибудь мелкую точку на стене.

Интересно, что налёт Глюкера и Михи на процедурный был планом «Б». А претворить в жизнь план «А» в жизнь вызвался я. Пока пацаны устраивали неразбериху в процедурном, а потом отгребали люлей от врачей, я подсел на кушетку к менту. Этого мужика мы на этаже ещё не видели, и, судя по тому, как он за всем наблюдал, полицейский действительно оказался у нас впервые. Он с интересом следил за тем, как врачиха орала на Мишку и криво ухмылялся себе в бороду.

План был в следующем: поскольку менты очень любили на своём посту попивать кофе из автомата, я собирался улучить момент и, продырявив иголкой шприца тонкий пластик одноразовой крышки, впрыснуть в кофе снотворное. А если повезёт, то и попасть в отверстие, через которое он пил. Но этот негодяй припёрся на работу с термокружкой.